Создание сторожевой службы по северскому донцу. Формирование централизованного московского государства и усиление его юго-западных Создание сторожевой службы по северскому донцу

Русские города и села отделялись от районов татарских кочевий сотнями километров степных и лесостепных про­странств. Напрашивалось организовать в степи разведку.
Выдвинутые вперед, в степь, отряды конных русских воинов могли заранее узнать о движении татар, предупредить об этом правительство, население. Хорошо организованная раз­ведка давала возможность заранее подготовиться к татар­скому нападению, собрать войска, нанести татарам ответный удар.
К XVI в. сторожевая служба уже имела историю и тра­диции. В летописях встречаются упоминания о посылках в южную степь русских сторожевых отрядов еще в эпоху фео­дальной раздробленности. В 1380 г. московский князь Дмитрий Донской посылал в степь сторожей, которые вниматель­но следили за движением хана Мамая и привозили сообще­ния князю81. Сторожи известны и в XV в. Но организация сторожевой службы в южной степи в общегосударственном масштабе стала возможной лишь в XVI в., после объедине­ния всех русских земель вокруг Москвы и образования Рус­ского централизованного государства.
Первым и, пожалуй, единственным исследователем сто­рожевой службы в России был И. Д. Беляев; его основную работу по этому вопросу мы разобрали в историографическом обзоре. После работы И. Д. Беляева развитие русской сторожевой службы в целом не изучалось, появлялись лишь статьи по сходным и частным вопросам. Используя как источники, введенные в научный оборот И. Д. Беляевым, так и некоторые другие документы XVI—XVII вв., мы постараем­ся показать сторожевую службу на юге России в историче­ском развитии, выяснить ее значение перед сооружением Бел­городской черты.
Что же такое сторожи и станицы, в чем их отличие? Сторо­жа— это наблюдательный пост, состоявший из нескольких всадников, которые обычно должны были ездить по неболь­шому, заранее намеченному участку, взад и вперед, напри­мер поперек татарской дороги. Смена сторож производилась в зависимости от ряда причин (расстояния от города, величины опасности) через несколько дней, неделю, даже через месяц. Станицы представляли собой дозорные подвижные от­ряды, выезжавшие из города в степь по заранее установлен­ному маршруту и возвращавшиеся в город. Была у ста­ничников и в XVI и в XVII вв. еще одна обязанность — под­жог степей, осуществлявшийся нередко на больших простран­ствах. Степь жгли, как говорится в одном документе, для того, «чтоб в приход воинским людем лошадей накормить было нечем».
В середине XVI в. большое значение имели сторожи и ста­ницы, выезжавшие из северских городов Путивля и Рыльска на юго-восток. Географическое положение этих городов поз­воляло им получать наиболее раннюю информацию о выступ­лении крымских татар. Эти сведения передавались в Москву. Например, в 1552 г. путивльский станичник Иван Стрельник сообщил в Москве, что крымские татары идут на русские города и «уже Донец Северский перелезли».
В 1571 г. общерусским руководителем сторожевой служ­бы стал князь М. И. Воротынский. В Москву из южных го­родов были вызваны знатоки степной окраины — дети бояр­ские, станичники, сторожа, вожи (проводники). Именно из расспросов этих людей, проведенных в Разрядном приказе и записанных в «сторожевую книгу», мы узнаем о многих де­талях организации сторожевой службы на степной окраине до 1571 г. Большой интерес представляет и сам факт созыва такого представительного военного съезда. Тогда же был составлен замечательный устав сторожевой службы. Нельзя считать автором устава одного М. И. Воротынского. Этот документ был плодом коллективного творчества участников съезда, о чем говорит и сам текст («боярин князь Михаиле Иванович Воротынский приговорил с детьми боярскими, с станичными головами и с станичники»).
В уставе давалось определение задач сторожевой служ­бы: чтобы «украйнам было бережнее, чтоб воинские люди на государевы украйны войною безвестно не приходили». Под­робно говорилось об обязанностях сторожей. Кто-либо сторожей должен быть всегда на коне, спешиваться все од­новременно не имели права. Запрещалось делать остановки в лесах, разводить огонь для приготовления пищи дважды на одном месте. Каждый сторож обязан был иметь двух хороших коней. В уставе разъяснялось, как поступать при обнаружении татар. В то время как один из сторожей сооб­щал о появлении врага в ближайший город, другие должны были зайти в тыл татарам и определить численность врагов по оставленным следам. Устав устанавливал сроки стороже­вой и станичной служб: с 1 апреля до «больших снегов».
Принципиально новым в сторожевой службе было введе­ние с 1571 г. общерусских сторожевых постов в южной сте­пи, помимо станиц и сторож, высылаемых из отдельных городов. Решено было организовать 4 общерусских сторожи поста, каждую под руководством стоялого головы. Первая (если считать с востока) устраивалась на правом берегу Вол­ги при устье речки Балыклеи, вторая — «на Дону у Вешек» (район современной станицы Вешенской в Ростовской обла­сти), третья — на р. Осколе при впадении в него речки Убли, четвертая — на р. Сейме при устье речки Хона. Позже первая сторожа передвинулась к Тилеорманскому лесу (рай­он современного г. Борисоглебска Воронежской области), вторая перешла к устью р. Тихой Сосны, третья осталась на своем месте — на р. Осколе, четвертая выдвинулась на р. Северский Донец к устью р. Уд. Так располагались эти общерусские сторожим посты по росписи 1577 и 1578 гг..
Стояли они большую часть года — весной, летом и осенью. Одновременно на четырех сторожах находилось около 400 человек. Между всеми четырьмя сторожами проводились постоянные разъезды казаков-сторожей по 6 человек по точ­но установленным маршрутам. Место расположения общерус­ских сторож, количество людей в них, расписание разъездов устанавливались ежегодно в конце зимы в Разрядном при­казе сначала под руководством М. И. Воротынского, а за­тем Н. Р. Юрьева.
Общерусские сторожевые посты существовали до возник­новения «на поле» первых городов: Воронежа и Ливен, последний раз они были установлены на 1585 г. Правда, к это­му времени вместо четырех общерусских сторож остались лишь две центральные. Сторожа у Тилеорманского леса ока­залась ненужной — там татары в 80-х годах не ходили, а у Северского Донца достаточно было путивльских сторож. Воз­можно, что и хозяйственный кризис в центральных районах России в 70-х — начале 80-х годов XVI в. сыграл роль в уменьшении числа общерусских сторож.
Большое внимание при реорганизации сторожевой служ­бы в 1571 г. было уделено путивльским и рыльским стани­цам. Прежде станицы, видимо, выезжали в степь эпизодиче­ски, теперь было составлено строгое расписание. Из Путивля станицы должны были выезжать по двум направлениям, из Рыльска — по одному; разъезды начинались с 1-го апреля. Для уточнения маршрутов путивльских и рыльских станиц были посланы князь М. Тюфякин и дьяк М. Ржевский. После осмотра местности М. Тюфякиным и М. Ржевским путивльские и рыльские станицы продвинулись дальше на юг, чем раньше.
Историки до сих пор обращали внимание на военное зна­чение реорганизации сторожевой и станичной службы в 1571 г. Мы хотим подчеркнуть и политическое значение этих мероприятий, в частности поездки М. Тюфякина и М. Ржев­ского в южные степи. На крайних точках станичных разъез­дов М. Тюфякин и М. Ржевский весной 1571 г. устроили спе­циальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков р. Миуса, был высечен крест, на дубе в верховьях р. Орели выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц и число. Этим актом как бы утверждались официальные границы Русского государства в южной степи, которые вы­двигались вплоть до р. Миуса. Считалось само собой разу­меющимся, что русские станицы ездили по своей земле, по территории Русского государства. Теперь их путь лежал до границы.
Среди решений о реорганизации сторожевой и станичной службы, принятых в Москве в феврале 1571 г., было специ­альное постановление «о путивльских севрюках». Местные неслужилые жители северской земли — «севрюки», ездившие прежде на донецкие сторожи по найму, за деньги, теперь отстранялись от дела. В сторожи и станицы впредь можно было посылать только служилых людей, но никак не наемников. Путивльскому воеводе предписывалось поверстать новых де­тей боярских поместными и денежными окладами. Разреша­лось также набрать в казачью службу 100 конных казаков «а служить им посылки полские и сторожи с земли без де­нег».

Одновременно с укрепленными линиями устроялась сторожевая и станичная служба, бывшая третьим и очень важным оборонительным средством. Опишу ее, как она отправлялась около 1571 г., когда для ее упорядочения образована была особая комиссия под председательством боярина князя М. И. Воротынского, составившая устав той и другой службы. Из передовых городов второй и частью третьей оборонительной линии выдвигались в разных направлениях на известные наблюдательные пункты сторожи и станицы в два, в четыре и больше конных ратников, детей боярских и казаков, наблюдать за движениями в степи ногайских и крымских татар, «чтоб воинские люди на государевы украйны безвестно войною не приходили». Наблюдательные пункты удалялись от городов дня на четыре или дней на пять пути. Перед 1571 г. таких сторож было 73 и они образовали 12 цепей, сетью тянувшихся от реки Суры до реки Сейма и отсюда поворачивавших на реки Ворсклу и Северный Донец. Сторожевые пункты отстояли один от другого на день, чаще на полдня пути, чтобы возможно было постоянное сообщение между ними. Сторожи были ближние и дальние, называвшиеся по городам, из которых они выходили. Ближе к Оке, в заднем ряду, становились сторожи дедиловские, одна епифанская, мценские и новосильские, налево от них - мещерские, шацкие и ряжские, направо - орловские и карачевские, южнее, далее в степь, - сосенские (по реке Быстрой Сосне), от Ельца и Ливен - донские, рыльские, путивльские и, наконец, донецкие, самые дальние. Сторожа должны были стоять на своих местах неподвижно, «с коней не сседая», преимущественно оберегая речные броды, перелазы, где татары лазили через реки в своих набегах. В то же время станичники по два человека объезжали свои урочища, пространства, порученные их бережению, верст по шести, по десяти и по пятнадцати направо и налево от наблюдательного пункта. Высмотрев движение татар, станичники тотчас давали о том знать в ближние города, а сами, пропустив татар, разъезжали, рекогносцировали сакмы, которыми прошел неприятель, чтобы сметить его численность по глубине конских следов. Была выработана целая система передачи степных вестей сторожами и станичниками. Капитан Маржерет говорит, что сторожа становились обыкновенно у больших одиноких степных деревьев, один из них наблюдал с вершины дерева, другие кормили оседланных лошадей. Заметив пыль на степной сакме, сторож садился на готового коня и скакал к другому сторожевому дереву, сторож которого, едва завидев скачущего, скакал к третьему, и т. д. Таким образом весть о неприятеле довольно быстро достигала украйных городов и самой Москвы.

О казаках северских, оскольских, донецких, комарицких и прочих. В рамках настоящей небольшой статьи причислим к понятию «северские казаки» все возможные группы казачества территории Северской земли, фиксируемого в исторических источниках в акватории бассейна Днепра: оскольских, донецких, путивльских, рыльских, комарицких и прочих.

«Северское казачество» можно условно разделить на две определенные формации: вольное и служилое. Оба этих сообщества в различных локальных ипостасях мы постараемся вкратце представить в настоящей статье.

Так, помимо всего прочего в 1549 году ногайский князь Юсуф писал Ивану Грозному о нападениях на Дону на ногайцев, совершаемых севрюкамиВозникает сомнение, что северское казачество имело какую-то единую этническую природу (если таковая вообще имела место быть в XVI-XVII веках). Вольное казачество Северской земли, особенно донецкое и оскольское, представляло собой ватаги южнорусского милитаризированного населения, вероятно частично связанного с остаткой древней «северы» и являлось альтернативной ветвью казачества как такового.

Подчас оно не было связано какими-либо серьезными отношениями, например, с казачеством донским - имели место быть лишь отдельные переселения севрюков на Дон. По крайней мере вряд ли это приобретало какой-либо массовый характер, скорее всего севрюки более проявляли активность «на местах», на территории Северщины. Так, помимо всего прочего в 1549 году ногайский князь Юсуф писал Ивану Грозному о нападениях на Дону на ногайцев, совершаемых севрюками

[i] . Не исключено попадения в среду северского казачества и небольших групп татар. Вероятно, что северское казачество пополнялось донскими казаками и черкасами - но в каких масштабах - судить сложно. Не будем пристально касаться этой темы и оставим ее для введения в оборот новым исследователям.

«…со своими женами прикошевав жити у Путивля и слугами быти…»Одной из начальных страниц летописи северского казачество, по нашему мнению, следует считать эпизод привлечения на службу так называемых азовских казаков московским князем Василием III, поселенных под Путивлем «…со своими женами прикошевав жити у Путивля и слугами быти… » Произошло это, по всей видимости, между 1515-20 годом. По предположению известного исследователя донского казачества Е.П. Савельева, порой далекого от научной реальности, именно эти путивльские казаки и дали основу служилому контингенту сторожевой и станичной службы в данном уголке Северской земли, закрепив за собой наименование «севрюков». Здесь Е.П. Савельев допускает явную ошибку, придавая своим рассуждениям окрас некой исторической романтики. На наш взгляд отождествлять бывших азовских выходцев с севрюками никак нельзя и вот почему. Как известно, в инструкциях 1571 года, составленных князем Михаилом Ивановичем Воротынским вместе со сторожевыми казаками и станичниками, что отменно знали свои участки Дикого Поля, был установлен регламент об отстранении от службы путивльских севрюков, служивших не с поместий, а по найму и плохо исполняющих свои обязанности. А.Г. Слюсарский считал, что особенностью неподготовленности севрюков к сторожевой службе было то, что главным средством существования этой группы населения Северщины было именно промысловое хозяйствование, доминирующего над ратным делом. Последнее утверждение, безусловно, имеющее под собой реальные основания, идет немного в разрез с тем фактом, что севрюки без сомнения являлись сообществом пограничным, где знание основ ратного дела было обязательным условием своего существования и выживания в пору «беспрестанных» татарских «приходов». На деле было бы вернее заметить, что севрюки умело совмещали промыслово-хозяйственную деятельность со знанием ратного дела, с превалирующей ролью первого. Возвращаясь ко мнению Е.П. Савельева, подчеркнем, что историк донского казачества был безусловно прав в том, что азовцы составили некий костяк сторожевым казакам и станичникам Путивля.

Никоновская летопись сообщает, что Новгород-Северское княжество населяли так называемые северские или украинские казаки, называемые «севрюками», которые имелись во многих городах, как-то: Новгород-Северский, Чернигов, Стародуб, Рыльск, Путивль и пр. Расскажем об этом более-менее подробно.

Сведения о казаках в Рыльске начинают активно «мелькать» в исторических реляциях начиная с 1530-х годов. Первой персоналией из среды рыльского казачества был Иван Кохонин, отмеченный в грамоте великого князя Василия III в Карачев:«писал ко мне из Новагородка ис Северского намесник наш.., а к нему писал из Рыльска намесник наш Василей Сергеев то: пришол к нему с поля рылской казак Иван Кохонин с товарыщи, а привел с собою женку полонянку карачевского полону… » То есть уже тогда сторожевая и станичная службы в Рыльском (как и в соседнем Путивльском) уездах приобрела активную стадию своего существования. Так например, в 1522 году русский посол Третьяк Губин сообщает в своем донесении о двух путивльских казаках - Федьке и Уваре, которые ездили на сторожу к реке Ворсклы. В 1541 году, князь Иван Федорович Бельский, озабоченных очередной активностью татар в южнорусских степях, посылает из столицы в Путивль гонца. Наместнику этого города - Федору Плещееву поручалось выслать в степь станичный разъезд под руководством Гаврилы Толмача.

Задачей станичного отряда являлась разведка в степи, слежка за татарами и выявление их численности. Станица Толмача обнаружила татар на реке Северский Донец, после чего самому Гавриле пришлось поспешно скакать с вестью через Рыльск в Москву. Немного погодя весть о татарах привез в Москву и другой станичник - Алексей Кутуков. Опасения московских властей были не напрасными: в марте 1542 года крупный татарский отряд царевича Амина уже громил окрестности Путивля.

В.П. Загоровский считает, что станичная служба в Путивльском уезде (как и в Рыльском) приобрела регулярные черты в 1550-51 годах, за 20 лет до ее общероссийского учреждения. В это время обстановка на южных рубежах Московии была наиболее напряженной - Иван Грозный лично выходил с полками к «береговой черте» - под Рязань и Коломну.

В 1555 году станица Лаврентия Колтовского выследила татар на Обышкином перевозе через Северский Донец. Незамедлительно в Путивль и Москву был направлен вестовой Богдан Никифоров со станичным вожем Шемяткой (проводником, знатоком местности, состоявшем при станице). Отписка Л. Колтовского сообщала, что татар переправлялось через перелаз тысяч с двадцать.

Городовые казаки состояли на службе и в Стародубе - еще одном городом Северщины, тогда еще московском - этого периода мы поверхностно и коснемся. Пополнение штата стародубского казачества происходило из добровольцев - вольных охочих людей, по всей видимости не всегда «из местных». Так например, среди выходцев 1632 года из литовского Стародуба в Севск - казаков, севрюков, пашенных крестьян и пушкарей проходили по спискам казаки под географическими прозвищами Псковитин и Козлитин - Борька Псковитин и Павлик Псковитин

К сожалению мы имеем крайне ограниченные источники по персональному составу стародубских казаков московского Стародуба. Небольшим исключением являются расспросные речи стрельцов, казаков, дворян, детей боярских, пушкарей, затинщиков Стародуба Северского, составленные по случаю предполагаемых сношений служилых с литовскими людьми. В данных списках имеются следующие фамилии: Чемесов, Подлинев, Седельников, Серков (в последствии известная казачья беломестная фамилия в Карачеве), Бояркин, Роев, Шипов, Осавцов, Рожнов, Ломакин, Потеряишин, Находкин, Остроглядов(ец), Лашин

. Почти все приведенные выше фамилии встречаются в городах, в которые происходило переселение ратных людей Стародуба после того, как тот был оставлен за Польшей. Расскажем вкратце о наборе в службу охочих людей.

В указной грамоте 1589 года от царя Федора Ивановича голове Афанасию Федоровичу Зиновьеву поручалось собрать в Путивлеко службе детей боярских, стрельцов, пушкарей, затинщиков, черкас, вёрстанных и так называемых «охочих» казаков. Зиновьеву предписывалась раздача жалования служилым и новоприборным людям и выступление на реки Северский Донец и Оскол против белгородских татар и черкас. Ратные люди сводились к месту сбора из Чернигова, Рыльска и Стародуба. Путивльским головам - Ивану Кирееву и Юрию Беззубцеву надлежало прибрать 102 человека «ахочих козака», в Рыльске Ивану Никольникову и Яну Бобровскому - 50, в Стародубе Федору Щеголеву и Якушу Лысому - 125 человек. Размер жалования северским охочим казакам составлял «по два рубли», на службу новоприборные служилые люди обязаны были явиться «о дву конь или о дву мерин». Однако ни в Путивле, ни в Рыльске головам не удалось прибрать ни одного человека, стародубец Федор Щеголев же оказался более удачливым и привел только пять охочих казаков, да и те «по одной лошади». Как далее сообщает указная грамота - первоначально в Стародубе Щеголев собрал 25 человек вольных людей, однако деньги, определенные в качестве жалования казакам, «экспроприировал» некто Петр Совин. Правда, затем эти средства все-таки были высланы в Путивль на «прибор» охочих казаков - «…деньги велели есмя … прислати в Путивль и на те деньги велено прибрать охочих же казаков, сколко мочно, не по тому указу сколко велено прибрати, по денгам смотря. А жалованья велели есмя давать по три рубли человеку, и были б те казаки о дву конь или о дву меринех, а по неволе у дву три лошади». Схожая ситуация, но чуть более удачная, повторилась в 1632 году во время Смоленской войны - Ивану Еропкину было поручено прибрать в северских городах - Рыльске, Севске с Комарицкой волостью и Путивле охочих «всяких неписменых людей» с пищалями численностью 500 человек в казаки с назначенным государевым жалованьем 4 рубля в год, плюс зелье и свинец. Под неписьменными людьми подразумевались не тяглые, не служилые и не крепостные.

Для этой цели в означенные города были посланы дворяне и подъячие, дабы местные воеводы отпускали всех желающих. Полностью укомплектовать штат охочих казаков, разумеется, не удалось: «и северских, государь, городов, и ис Камарицкой волости охочих людей в казаки нихто не пишуца и в службу не прибираюца».

В Разрядных книгах 1618 года в гарнизоне города Рыльск по сметам числилось 100 человек стародубских казаков, наряду со 117 детьми боярскими, 26 пушкарями и затинщиками, 200 стрельцами. Это те служилые люди, что были переселены после Деулинского перемирия в другие Северские города. После строительства Севского острога в Комарицкой волости в 1620-м году часть из ратных людей Стародуба была сведена уже туда.

Казаки Трубчевска отличились в кампании против рати Лжедмитрия I и поляков по осени 1604 года под Новгород-Северским. Им, количеством 74 человека, было дано государево жалование: «по сукну по доброму по четыре аршины сукно да по два рубля денег человеку». Так жалование получили: соцкий Ефремка Кислый, пятидесятник Страшка Козинцов, Якимка Яковлев, Якушка Нетрехов, Офонка Бочаров, Игнатка Окатов, Офонка Юраков, Логинка Марков, Ивашка Головачов, Илейка Ляхов, Мишка Демидов, Ивашка Яковлев, Лукьянка Онтипин, Аниска Федоров, Овдюшка Игнатов, Федоска Григорьев, десятник Ивашка Самойлов, Овдокимко Иванов, Савка Микулин, Трошка Иванов, Кирейка Микулин, Васька Пахомов, Жаденка Иванов, Васька Ортемов, Жданка Иванов, Васька Ильин, Гришка Давыдов, Минка Иванов, Гаврилка Огафонов, Ивашка Янков, Мелешка Яковлев, Левка Федоров, Дениска Овдеев, Пахомка Федоров, Тимошка Федоров, десятник Ивашка Скоморохов, Остапка Иванов, Васька Иванов, Горасимка, Ондреев, Ивашка Федоров, Аниконка Яковлев, Митька Максимов, Ондрюшка Голобушин, десятник Данилка Федоров, Остапка Крохин, Микифорка Григорьев, Терешка Левонов, Сенка Омельянов, Васька Ильин, Савка Гаврилов, Олешка Шепковал, Ивашка Овдеев, Ондрюшка Шипуха, Ивашка Ондреев, Ивашка Иванов, Бориска Федоров, Ивашка Летягин, Васька Яковлев, Максимка Наумов, Онтошка Гридяев, десятник Якушка Еремеев, Гришка Смирякин, Ивашка Ершов, Васька Борисов, Ондрюшка Петров, Ондрюшка Гончар, Шестачка Усоцкий, Симашка Макаров, десятник Володька Иванов, Логинка Иванов, Степанка Гридин, Куземка Фролов, Степанка Онтонов, Олешка Хренов.

Ни о численности, ни о происхождении трубчевских казаков начала XVII века данных нет.

В том же походе участвовали 76 человек казаков города Новгород-Северского во главе с пятидесятником Гришей Костиным, как то: Тишка Путин, Осипка Шевернин, Якушка Милков, Олешка Минин, Васька Мальцов, Митя Софонов, Онтонка Зайцов, десятник Логин Родюкин, Богдашка Кортавой, Селуяшка Фатеев, Офонка Кузнец, Матюшка Мальцов, Гришка Путин, Корнилка Кузнецов, Ларка Игумнов, Ивашка Сокуров, Ивашка Шишик, Гришка Савин, Гуляйка Плохово, Замятенка Наумов, Федька Ондреев, Савка Правдин, десятник Июдка Сергеев, Пашка Гречишников, Сенка Коростелев, Данилка Корцов, Бабарик Фролов, Якушка Ососков, Ивашка Пенковец, Петрушка Плохово, Гаврилка Мартьянов, Мишка Телешов, Ондрюшка Пасновец, Васька Ерин, Минка Мещанинов, Тишка Ульянов, Ондрюшка Коноплин, Митька Шеплин, Данилка Борбота, Ивашка Рубцов, десятник Микифорка Лукин, Иванка Глумов, Ондрюшка Михайлов, Мишка Микифоров, Ивашка Шахов, Михалка Ерин, Мякотка Кожевников, Богдашка Топин, Гришка Филипов, Куча Наумов, пятидесятник Федор Сабельников, Филипка Гаврилов, Петруша Мальцов, Максимка Мальцов, Степанка Дутово, Федька Денисов, Ондрюшка Чемигов, Куземка Дудин, Фочка Никонов, Степанка Водостоев, десятник Якушка Островский, Онтошка Овдеев, Гришка Мосеев, Ивашка Прудников, Мосейка Захаров, Савка Глумов, Степанка Власов, Федька Правдин, Ларка Лухтанов, десятник Иванка Карпов, Сенка Бурдуков, Ивашка Лобанов, Давыдка Быков, Минка Похомов, Ондрюшка Захаров, десятник Васька Шуриньин, Ортемка Кушнерев, Федька Григорьев, Офонка Кирпичев, Родка Полтев, Богдашка Озаров, Жадка Филипов, Федька Просветкин, Ивашка Шуриньин, десятник Гриша Мерзлюкин, Ивашка Логинов, Ивашка Серпуховитин, Тишка Дутово, Богдашка Онаньин, Митька Ларин, Васька Романов, Савка Полтев, Измаилик Костин, Федька Маслеников, десятник Богдашка Горбунов, Якушка Колуженинов, Кирейка Мягково, Митка Остапов, Богдашка Юраков, Петрушка Висогор, Сенка Милков, Богдашка Водостоев. Бросаются в глаза географические прозвища некоторых казаков: Калуженинов, Мещанинов, Серпуховитин. Сведений о численности и происхождении новгород-северских казаков началаXVII века нет, но не подлежит сомнениям, что местный казачий контингент формировался из выходцев с южной и центральной России. Чуть позже нишу русских казаков Новгород-Северского (переведенных в северские города) заняли черкасы.

Оскольские казаки появляются на исторической арене с 1570-х годов. В те годы, после официального утверждения, только развертывалась сторожевая и станичная служба, на реке Оскол был построен т.н. Усть-Ублинский стоялый острожек. В нем попеременно служили ратные люди - дети боярские и казаки из Дедилова, Данкова, Крапивны, Новосиля и пр.

Вероятнее всего «оскольскими казаками» назывались какие-то местные группы населения Поосколья, навроде путивльских севрюков. Последние присутствуют в писцовых книгах по [Старому] Осколу вплоть до 1640-х годов. Интересно то, что севрюки не отмечены в переписных источниках того времени как помещики. Так, например, в писцовой книге 1643 года, при описании земель монастыря Николая Чудотворца (что на Холковом городище) отмечена некая промысловая постройка севрюка Агейки Голенищева: «по реке по Осколу до севрючьи избы до Агейкова баярака Голенищева три версты» . То есть, Агей Голенищев имел здесь неких отхожий промысел...

При строительстве в Диком Поле города Царев-Борисов, что происходило в 1599 году, местные воеводы всячески пытались привлечь к сторожевой и станичной службам казаков донецких, проживающих на берегах Северского Донца. Казакам было обещано сохранение за собой своих промысловых угодий при поступлении на государственную службу. Вероятнее всего, что донецкие казаки неким числом поступали на службу в новые украинные города: Белгород, Оскол и Курск; в наказе 1589 года путивльцу А. Зиновьеву есть упоминание о вольных казаках реки Семь (Сейм).

Жили на Северском Донце и черкасы: в 1588 году 700 человек украинских казаков с атаманом Матвеем Федоровым осели на его берегах и несли сторожевую службу. Говоря о донецких казаках нельзя не упомянуть одного в меру известного персонажа из среды белгородцев - севрюка Жадку Горбуна (в ряде источников именуемого Жаденом, Жданкой). Жданка интересен тем, что в период с 1620 по 1640-е годы успел побывать аж в нескольких социальных ипостасях: торговым человеком, гулящим человеком, севрюком и донецким казаком. В писцовой книге по Белгородскому уезду 1625/26 гг двор Горбуна записан в слободе торговых и мастеровых людей, плативших оброк в государеву казну. Позднее, во время черкасского приступа к Белгороду весной 1633 года Жадка Горбун «всплывает» в качестве донецкого казака, причем засвидетельствованного в роли казачьего начального человека (всегда указывался в самом начале списка).

В третий раз Жадка Горбун зафиксирован уже как севрюк - гулящий человек (т.е. не относящийся ни к одному сословному сообществу). Суть дела в следующем. 2 декабря 1639 года в съезжую избу города Чугуев местный черкасский сотник Гаврила Гавронский привел крестьянина Никольского монастыря Микитку Малютина. Сотник утверждал, что каким-то образом прознал о том, будто бы Малютин украл у него две кадки меда. Во время допроса, Микитка Малютин сообщил, что мед этот купил у севрюка Жадки Горбуна. После задержания Жадки, под пыткой было выяснено, что он самолично 29 ноября у сотника Гавронского «выдрал на пчельнике пчел педдесят ульев». Упомянут был также белгородский гулящий человек Ивашка Крашенинник, который купил у Жадки 15 пудов краденного меда в промысловых угодьях Горбуна на Северском Донце. По ходу расследования было установлено, что Крашенинник и Малютин - пособники Горбуна. Чугуевская администрация запросила выслать из Белгорода Крашенинника для сыскного дела, однако последний не объявился. Гавриле Гавронскому строгим наказом было запрещено чинить самоличную расправу. После пытки Жадка Горбун умер от цынги, Крашенинник был задержан в Белгороде. Итогом дела было решение «доправить» с Малютина, Крашенинника, вдовы и детей Жадки Горбуна по рублю за 50 ульев. Таким образом, как мы видим из произошедшего случая, донецкое казачество состояло отчасти из местных севрюков, имея одним из хозяйственных занятий бортный промысел.

«Камаричи, был пригород Севской, около котораго прежде жили казаки, но царь Алексей Михайлович во оных, частию из них же набранных и частию из других городов, солдат Шепелева девизии 8 полков поселил, из которых много при Петре Великом в салдаты и драгуны браны, и как их в подушной оклад положили, то из оных большею частию господа себе в награждение получили, и ныне государственных меньше половины осталось» - писал В.Н. Татищев.

В настоящем случае под «казаками» историк подразумевал неких вольных «нетягловых» людей, которыми была населена Комарицкая волость в XVII веке. Более того - в Комарицкой волости первой половины XVII века еще встречаются упоминания о местных севрюках. Как правило это ее северные районы, селения: Сныткино, Клинское, Тростная, Лубошево, Литовня, Лугань, Ивановская, Шемякино, Дубровка, Гримовна.

Некоторые комарицкие севрюки запечатлели в своих фамилиях прозвище бывшего северского удельного князя Василия Шемяки (Шемячича) - Шеняковы (они же Шемяковы, Шевяковы) -: «Комарицкие волости севрюку» Перше Шемякову были отданы во владение из государевой казны село Литовники и деревня Сытичи - «за службу из... государевы дворцовые Комарицкие волости». Как П. Шемяков умер - селом и деревней владели его сыновья, Савва и Василий, служившие в замосковном городе Переславле-Залесском. Кроме того, Шемяковых можно встретить и среди вольных охочих людей Комарицкой волости, отправившихся в 1646 году на Дон в помощь казачьему войску.

Были Шемяковы и на Белгородчине. Так, в раздаточной книге Хотмыжска 1640-42 гг можно встретить некоего Фому Григорьева Шенякова, который в «скаске» о своей и отцовой службе сообщает интересные подробности - «служил он в Белгороде в самопальниках, а отец его жил в Комарицкой волости. На государевой службе в Хотмыжске с 148 (1640) году. На службе он на мерине с рогатиной и длинной пищалью». Но вернемся к сути вопроса. В 1633 году из комарицких даточных крестьян для укрепления Севска при вероятной осаде было прибрано 600 так называемых даточных казаков, взятых с 5 и 10 дворов (в зависимости от ситуации). Даточные казаки должны были иметь на вооружении пищаль, рогатину и топор. Служба в Севском остроге для них была «по … крестьянской очереди» «понедельно», затем гарнизон пополняла новая партия даточных, набранных по такой же схеме, вдобавок ко всему «беспоручно». Кроме того казачий гарнизон Севска состоял из бывших новгород-северских сведенцев и прибранных в постоянную казачью службу дворцовых крестьян. Даточные казаки участвовали в т.н. «Северском походе» под Трубчевск, занятый литовцами и карательной экспедиции под черкасский город Борзна. Боеспособность даточных казаков была гораздо ниже чем у гарнизонных служилых людей. Известен случай, когда севскому воеводе Григорию Пушкину (по случаю вестей прихода под Путивль черкас) не удалось собрать с двух станов Комарицкой волости даточных казаков: «и Комарицкие, государь, волости Брасовского и Глодневского стану крестьяне не послушали, в Севеск даточных козаков не дали и сами крестьяне Брасавского и Глодневского и Радогожского стану в осаду в Севеск не поехоли» . По завершению Смоленской войны даточные казаки были возвращены в разряд дворцовых крестьян, некоторые из них, правда, получили и государево жалование: «2 рубля да сукно доброе» .

Такова краткая история казачества Северщины. Как видим, на лицо симбиоз нескольких этнических и социальных формаций - пришлого в южнорусские степи вольного «не тяглового» населения, по всей вероятности отчасти смешавшегося с остатками древней северы.

В.П. Загоровский История вхождения центрального черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991 год, С. 110

Самые ранние сообщения о постоянной страже на степной границе Руси относятся к 1360 г. Митрополит Алексий упоминает о сторожах московских по Хопру и верховьям Дона.

Сторожи, возникшие при великом князе Дмитрии Ивановиче, представляли собой разъезды, которые наблюдали за передвижениями ордынцев на Хопре, верхнем Дону, Быстрой и Тихой Сосне, Воронеже. В 1380 г., незадолго до Куликовской битвы с войском хана Мамая, княжеские дружинники даже ездили «под Орду» добывать «языка». Впрочем, рейды того времени носили ситуационный характер. Постоянной сторожевой службы при Дмитрии Донском не могло быть даже теоретически, Московское государство отделялось от Орды владениями рязанских, муромских, нижегородских князей.

С расширением границ Московского княжества на юг и восток, сторожи стали превращаться в линии постов на всем протяжении южных границ государства.

В 1472 г. пограничная стража встретила большеордынского хана Ахмата у переправы на Оке и вела с ним перестрелку, пока не подошла московская рать.

Хан Ахмат, приближаясь к Оке со стороны Литвы в 1480 г., везде встречал московские патрули. Отслеженное передвижение орды закончилось «стоянием на Угре». С наступлением холодов ордынцы с позором отправились в свои кочевья через владения короля Казимира. А по дороге грабили всех встреченных подданных своего союзника.

10 июня 1492 г. московские станичники догнали между Трудами и Быстрой Сосной ордынцев мурзы Темеша, возвращавшихся из набега на Алексинский уезд, и отбили у них пленников.

В 1528 г. московские сторожа на Оке не пустили через границу «крымских султанов».

Конечно, было немало случаев, когда степняки приходили «безвестно», то есть внезапно, незамеченные стражей, как, например, в 1521 г., но тем не менее борьба с нашествиями приобретала все более организованный характер.

К концу правления Василия III сторожи стояли от Алатыря до Рыльска и Путивля. Разъезды станичников проникали в степь вдоль Донца и Дона.

В 1540 г. благодаря своевременно полученной информации воевода рязанский князь Микулинский поспел на помощь каширцам, на которых пришел крымский «царевич» Амин. И на следующий год, при нашествии Саип-Гирея, правительство получило немало известий о его передвижении. 25 июля приехал в Москву из Рыльска станичник Гавриил, побывавший у Святых Гор - урочища при впадении Оскола в Донец. Служилый обнаружил сакмы, по которым сделал вывод, что крымское войско насчитывает до 100 тыс. человек.

В 1552 г., во время подготовки наступления на Казань, к царю Ивану постоянно прибывали гонцы с вестями о наступлении крымцев - хан Девлет-Гирей явно собирался сорвать восточный поход русских войск.

16 июня царь на пути из Коломенского в Остров встретил гонца от станичника Волжина, побывавшего у Айдара. Было доставлено сообщение, что крымцы переправились через Донец. Потом приехал станичник В. Александров с известием, что степняки направились к Рязани. 21 июня прискакал тульский городовой казак с сообщением, что крымский отряд появился под Тулой. Делать нечего, московское войско собралось идти на юг.

23 июня к государю приехали два гонца и сообщили, что крымцы с турками палят по Туле «огненными ядрами», пытаясь зажечь город, янычары ходили на штурм, но были отбиты. Царь отдал приказ воеводам перейти Оку и сам поспешил к переправе у Каширы. Однако 24 июня была получена благая весть, что тульские воины и горожане вышли из города и разгромили крымцев. 1 июля стало известно, что ханское войско уходит и не собирается возвращаться. Станичники, следовавшие за ним, видели, что крымцы улепетывают на всех парах, покрывая в день по 60–75 верст, бросая утомленных лошадей и награбленное добро. Это сделало возможным поход на Казань.

В 1555 г. царь учредил стражу в низовьях Волги, состоящую из стрельцов и казаков. Они стали стеречь перевозы от немирных «детей Юсуповых», сообщаясь со сторожами по Донцу и Дону.

В том же году царь Иван отправил воеводу И. Шереметева на юг (возможно, на соединение с союзными черкесами). Русское войско встретил на Донце сторож Святогорский, а гонец, посланный станичником Л. Колтовским, известил Шереметева, что хан Девлет-Гирей перешел Донец и направляется к «украйнам» Рязанским и Тульским. Шереметев двинулся за ханским войском, уничтожая крымские отряды, рассыпавшиеся по округе для грабежа. В двухдневной битве у Судьбищ воевода потерпел поражение от многократно превосходящих крымских сил, однако обескровленная орда вернулась в Крым.

В это время был учрежден для сторожевой службы казачий Хоперский полк, до бурного XX в. сохранивший знамя, пожалованное царем.

В 1556 г. казаки из украинных городов начали проникать далеко в степи. В марте атаман Михайло Грошев ходил из Рыльска к Перекопу и привел к государю захваченных крымских языков. По царскому указу воеводы Даниил Чулков и Иван Малцов спустились вниз по Дону. Чулков дошел до Азова и в его окрестностях разбил татарский отряд.

В 1550-е гг. управление сторожевой службой было передано в ведение Разряда.

За несение этой службы люди получали жалованье выше полкового или городового, а также возмещение от казны за все убытки и потери, которые могли случиться в разъездах. Лошади, сбруи и вооружение при отправке в степь оценивались воеводами, которые вносили оценку в особые книги. Согласно этим записям выдавалось и возмещение.

Сторожи сообщались друг с другом и таким образом составляли несколько наблюдательных линий, пересекавших все степные дороги, по которым крымские татары ходили на Русь.

Самая восточная группа сторож шла выпуклой линией от Барыша, притока Суры, до Ломова, притока Цны. Самая западная - по притокам Ворсклы и Донца до устья Айдара, проходя почти перед кочевьями крымцев.

Всего до 1571 г. было учреждено 73 сторожи, которые разделялись на 12 разрядов, в зависимости от их удаления в степь.

Людям, несущим службу на дальних сторожах, приходилось уходить на 400 верст от родных уездов. Но еще дальше сторожей забирались в поле станичники. Например, первая путивльская станица переправлялась через Сулу, Псел и Ворсклу, ездила полем по Муравскому шляху до верховьев рек Водолаги, затем вниз по Донцу до Святых Гор, добираясь до верховья реки Самары. И возвращались в Путивль. Путь огромный.

«Они, - говорит о станичниках Багалей, - главным образом должны были заботиться о том, чтобы определить, конечно приблизительно, количество неприятеля, для этого пользовались всякими признаками. Ездил один сторожевой атаман по реке Торцу и видел много огней и слышал прыск и ржанье лошадей… не доехав двадцати верст до Северского Донца, увидел пыль великую, а по сакме казалось ему, что было неприятелей 30 000 человек. Значит, огни, фырканье и ржанье лошадей, пыль, следы копыт - все это служило признаками для станичников».

Царским приказом от 1 января 1571 г. князь М. Воротынский был назначен главой сторожевой и станичной службы. В помощники престарелому воеводе были даны князь Михаил Тюфякин, герой степной войны Дьяк Ржевский как специалист по крымскому пограничью и опытный воин Юрий Булгаков, знаток ногайского пограничья. Тюфякин и Ржевский были посланы для инспекции Крымской стороны. Юрий Булгаков и Борис Хохлов осматривали Ногайскую сторону. После досмотра они, изучив существующие росписи (инструкции) сторожевой службы, начали составлять новый ее распорядок.

В помощь им командование службы вызвало в Москву детей боярских, станичных голов, станичников и вожей (проводников), тех, что многократно выезжали в поле из Путивля, Рыльска и других пограничных городов.

Собравшимся ратникам предстояло создать такой устав пограничной службы, чтобы враги «на государевы украины войною безвестно не приходили», а станичники и сторожа находились бы именно на тех местах «где б им воинских людей мочно устеречь».

Закончив совещания, 16 февраля 1571 г. «по Государеву Цареву и В. Князя Ивана Васильевича всеа Русии» указу глава службы вместе с детьми боярскими, станичными головами и станичниками вынес приговор (решение).

День принятия «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» можно с полным основанием сделать праздничной датой российских пограничников.

Были выработаны инструкции станицам, дальним и ближним сторожам: «Из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее ездити и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой стороже ставити».

Тщательные росписи Донецким, Путивльским, Рыльским, Мещерским и прочим сторожам, к примеру, выглядели так: «1-я сторожа вверх Олешанки Удцкие, а переезжати сторожем направо Муравской шлях до Мерла до Диакова острогу двадцать верстъ… а бежати с вестью с тое сторожи сторожем в Рылеск прямою дорогою, меж Пела и Ворскла».

После обнаружения вражеского воинства станичным и сторожевым головам (начальникам) надлежало отправлять гонцов с известиями в ближние города, для передачи по цепочке, а самим ездить по сакмам, то есть следам врагов.

Задавался и характер готовности пограничников. «А стояти сторожем на сторожах с коней не съеедая переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь же на право и налево по два человека по наказом, каковы им наказы дадут воеводы».

Предусматривались меры скрытного передвижения и расположения на местности. В частности, предписывалось не готовить пищу несколько раз на одном месте, не ночевать и не укрываться днем в одном и том же месте.

Многие прежние сторожи были заменены новыми, сообразно изменениям крымско-татарских «маршрутов», определены места, где станичникам надлежало съезжаться друг с другом.

Линии Донецких, Рыльских, Путивльских сторожей были сильно выдвинуты вперед, к югу, так что теперь они захватывали все течение Ворсклы до Днепра, доходили до реки Самары, от нее протягивались к Дону, до устья Долгого Колодезя.

Приговор обязывал служить на Донецких сторожах детей боярских, Путивльских и Рыльских, ввиду особого значения этой линии для защиты Руси от крымских татар и ногаев. «А служити с поместий и посадских земель, да с денежнаго жалованья, а которые земли у посадов в Путивле и Рылеску, и теми землями приговором их верстати».

Путивльских местных жителей-севрюков более не нанимали на ответственную службу ввиду их нерадения.

Приговором 1571 г. предусматривалось и обеспечение поиздержавшихся служилых. «А у которых сторожей не будет добрых лошадей, и воеводам и головам на сторожех лошади добрые доправити, на которых бы лошадех на сторожи ездити было безстрашно».

Служба сторожей была разделена на три статьи (вахты), каждая из которых длилась по 6 недель.

Приговор делал невозможным перебрасывание ответственности на «смежников». «А будет, головы или сторожи, к ним вскоре не сойдутся, и ехати самим по сакме, по наказу не мешкая, а голов и сторожей не дожидатися».

Появились особые должностные лица - стоялые головы для контроля за постами и разъездами. Они сами рассылали станицы, состоящие из детей боярских и городовых казаков.

Упомяну только одного из стоялых голов, Шацкого, который стоял на Дону на «ногайской стороне», в Вежках, выше Медведицы и Хопра. Одна станица от него переправлялись через Дон, ехала в верховья Айдара, на два дня пути, другая - до устья Балыклея, на расстояние 4 дней пути. У шацкого головы было 120 детей боярских, служилых казаков, татар и мордвы.

Кстати, в самый разгар реорганизации пограничной службы, летом 1571 г., случился печально знаменитый набег на Москву хана Девлет-Гирея, отчего Тюфякин не успел закончить своей инспекции сторожей. Однако уже вскоре реорганизованная пограничная служба принесла огромную пользу.

В октябре 1571 г., предотвращая набег, была, согласно инструкциям, выжжена степь - станицами, посланными из девяти окраинных городов.

А во время нового похода 120-тысячной крымско-турецкой орды на Русь летом 1572 г. ее движение было обнаружено заблаговременно.

Русские пограничники встретили крымцев на Оке. Сам хан признал в письме к русскому царю от 23 августа, что на Береге его ждали русские укрепления, окруженные рвом.

Московское правительство сумело вовремя перебросить силы к району выдвижения крымского войска и нанесло тяжелейшее поражение противнику в эпохальном сражении при Молодях, продолжавшемся с 29 июля по 2 августа.

С 1573 г. положено было, чтобы станицы, встречаясь, непременно обменивались собранными сведениями, а стоялые головы проверяли, доехали ли станичники до заданных им урочищ.

В феврале 1574 г. начальником сторожевой службы стал Никита Юрьев, сменив умершего Воротынского (сообщения Курбского о том, что старый князь умер от последствий пыток, не подтверждаются никакими другими источниками). В этом году были произведены новые изменения в сторожевой службе.

Юрьев так провел маршруты разъездов станичников, что они охватывали все старые и новые пути крымцев и сносились беспрестанно друг с другом.

Юрьев снял сторожи, ставшие известными для степняков, другие же, например у впадения Ублы в Донец, усилил детьми боярскими. Увеличил и жалованье служилым, «дабы людям бесконным не быть и для пользы Государева дела иметь добрых коней». Сюда был переведен стоялый голова с Сейма.

В 1575 г. было поставлено укрепление на Сосне при впадении Ливны, туда был послан воеводой Михаил Карпов. Все дальше уходили в степь разъезды станичников.

После совещаний со станичниками, вожами и сторожами в 1576 г. произошла новая «подгонка» пограничной службы.

Например, станичные головы с Дона, от устья Тулучеи, были переведены к устью Богатого Затона, потому что прежнее их расположение стало известно крымцам и ногайцам. Отменено прежнее правило высылать сторожей в степь к 1 апреля и решено было соотноситься с реальным началом весны.

На Путивльских и Рыльских сторожах предстояло теперь служить посадским людям из Рыльска и Новгород-Северского за денежное жалование. На Орловских, Новосильских, Дедиловских, Донковских, Епифанских, Шацких и Ряжских - городовым казакам за денежное жалование и землю в слободах. На Темниковских - служилым татарам и мордве. На Алатырских - служилым казакам, находящимся в ведомстве Казанского дворца.

Были разосланы требования украинным воеводам и осадным головам - как можно чаще пересылаться друг с другом, с доводкой важных сведений до Государя и Разрядного приказа, включая сведения об отправке сторожей - кто и когда.

В1577 г. государь произвел новые изменения в порядке службы. Был убран воевода с устья Ливны, поскольку Донецкие, Оскольские и Донские стоялые головы уходили в степь дальше ливенских служилых. Сокращены были сроки посылки станиц - чтобы не причинять служилым «напрасной истомы». Видимо, в степи в это время установилось относительное затишье.

В связи с тем, что воеводы порой посылали на «польскую» службу людей «худоконных и неоружных», а то и вне очереди, отправкой на службу стал заниматься Разряд.

Для расследования случившихся нарушений был предписан опрос «лучших людей», тех, что не захотят кривить душою и рисковать своим честным именем.

Интересен тут не сам факт вероятных злоупотреблений, а то, что власть быстро находит способы предотвратить их.

В подробных росписях, поступающих в Разряд, для каждого ратника показывались все приезды на службу, сколько дней был в дороге, на какой срок явился в назначенное ему место, кто и когда его сменил.

В 1578 г. станицы, высылаемые стоялыми головами, еще более продвинулись на юг. Путивльские стали ездить вдоль Орели к Днепру до Песьих Костей, Рязанские - к Святым Горам, а Мещерские - вниз по Дону до Волжской переволоки, где проходила дорога из Крыма в Ногаи.

Хищные крымцы, конечно, тоже не зевали и прокладывали новые набеговые дороги. В1579 г. противник освоил шлях, идущий от реки Кальмиус по водоразделу Донца и Дона.

Снова в Москве собрались станичники и стоялые головы. По результатам обсуждения у Юрьева было принято решение: усилить силы стоялых голов на Осколе около устья Ублы и на Дону, около устья Богатого Затона. Юрьев так провел маршруты разъездов, чтобы и новый путь крымцев оказался под наблюдением.

Станичная и сторожевая служба дворян и детей боярских на южной окраине не исключала службы поблизости от дома. Так, путивльцам и рылянам надо было еще стеречь русско-литовскую границу.

Новое постановление о службе детей боярских было сделано в 1580 г. Боярин Юрьев и дьяк Щелкалов «приговорили» о путивльских станицах - в ездоки не брать служилых с поместьями менее 100 четвертей, «тех оставити в полку», на станичную службу должны были отправляться лишь люди «конные, молодые и просужие».

Станичная служба ложилась теперь лишь на людей с соответствующими материальными возможностями.

В 1623 г. был издан новый устав станично-сторожевой службы. Теперь каждая станица состояла из атамана, 6 ездоков и 2 вожей - у каждого имелось по 2 лошади и пищаль. Станица, доезжая до определенного урочища, должна была оставить там «доездную память» и, возвращаясь обратно, обязана была встретиться с другой станицей, вышедшей на смену. Вторая станица забирала доездную запись, оставленную первой, и припрятывала в укромном месте свою.

Если станица замечала степняков или их следы, то отряжала пару человек для сообщения ближайшему воеводе, а остальные должны были «подлинных вестей проведывать», то есть продолжать слежение. «Чтобы всякие вести были ведомы и воинские люди безвестно не пришли и какова дурна не учинили».

Представим себе день станичника. Начинается он с краюхи хлеба, прилично уже зачерствевшей, и горсти толокна, замешанного на воде. Теперь напоить коней в береговых камышах. Станичник замечает на воде знак. Он умеет читать книгу степей, оврагов, рек, лесов. Ее письмена - это след копыта в пыли, смятая трава, сломанная ветка, человеческие выделения, остатки пищи, конские «яблоки»… По воде плывет конский волос. Значит, кто-то переходит реку выше по течению.

Один станичник остается с конями, двое других идут через камышовые заросли, донный ил хватает за ноги. Неподалеку от берега раздается храп коней. Станичники уходят по шею в воду, замирают, едва ли в 40 саженях от них через реку переправляется орда. Виден бунчук, украшенный конским хвостом, - мурзу окружают воины, плоские шлемы и бехтерцы тускло отражают рассветные лучи. Каждый ордынец, сидя на приземистом, но бойком коне, ведет еще вьючную лошадь, на ней мотки веревки, седельные корзины, мешки - все готово для «сбора урожая». Этим вервием будут вязать хрупкие руки девушек, а в седельные корзины бросать детей, вырванных из рук воющих матерей. От ордынцев доносится запах немытых тел. Длинноусые люди в коротких халатах и белых войлочных колпаках ведут верблюдов, на которых навьючены пушечные стволы - то воины турского султана, янычары. Скрипят огромные колеса арбы, нагруженной ядрами и пороховым зельем. «Чабук, олан узун сачлы», - видно, торопятся басурманы. Вдалеке, на правом высоком берегу, клубится пыль, подходят к переправе тьма, не меньше.

Холод пробирает до костей, трудно унять стук зубов. Кто-то входит в воду, совсем рядом, мочится, потом пьет. Одна рука станичника ложится басурману на рот, вторая ведет ему под бороду лезвие ножа. Враг, булькнув, ложится на спину и, пуская розовые пузырьки, начинает медленно уходить в воду.

Сторожевая и станичная служба

Самые ранние сообщения о постоянной страже на степной границе Руси относятся к 1360 г. Митрополит Алексий упоминает о сторожах московских по Хопру и верховьям Дона.

Сторожи, возникшие при великом князе Дмитрии Ивановиче, представляли собой разъезды, которые наблюдали за передвижениями ордынцев на Хопре, верхнем Дону, Быстрой и Тихой Сосне, Воронеже. В 1380 г., незадолго до Куликовской битвы с войском хана Мамая, княжеские дружинники даже ездили «под Орду» добывать «языка». Впрочем, рейды того времени носили ситуационный характер. Постоянной сторожевой службы при Дмитрии Донском не могло быть даже теоретически, Московское государство отделялось от Орды владениями рязанских, муромских, нижегородских князей.

С расширением границ Московского княжества на юг и восток, сторожи стали превращаться в линии постов на всем протяжении южных границ государства.

В 1472 г. пограничная стража встретила большеордынского хана Ахмата у переправы на Оке и вела с ним перестрелку, пока не подошла московская рать.

Хан Ахмат, приближаясь к Оке со стороны Литвы в 1480 г., везде встречал московские патрули. Отслеженное передвижение орды закончилось «стоянием на Угре». С наступлением холодов ордынцы с позором отправились в свои кочевья через владения короля Казимира. А по дороге грабили всех встреченных подданных своего союзника.

10 июня 1492 г. московские станичники догнали между Трудами и Быстрой Сосной ордынцев мурзы Темеша, возвращавшихся из набега на Алексинский уезд, и отбили у них пленников.

В 1528 г. московские сторожа на Оке не пустили через границу «крымских султанов».

Конечно, было немало случаев, когда степняки приходили «безвестно», то есть внезапно, незамеченные стражей, как, например, в 1521 г., но тем не менее борьба с нашествиями приобретала все более организованный характер.

К концу правления Василия III сторожи стояли от Алатыря до Рыльска и Путивля. Разъезды станичников проникали в степь вдоль Донца и Дона.

В 1540 г. благодаря своевременно полученной информации воевода рязанский князь Микулинский поспел на помощь каширцам, на которых пришел крымский «царевич» Амин. И на следующий год, при нашествии Саип-Гирея, правительство получило немало известий о его передвижении. 25 июля приехал в Москву из Рыльска станичник Гавриил, побывавший у Святых Гор - урочища при впадении Оскола в Донец. Служилый обнаружил сакмы, по которым сделал вывод, что крымское войско насчитывает до 100 тыс. человек.

В 1552 г., во время подготовки наступления на Казань, к царю Ивану постоянно прибывали гонцы с вестями о наступлении крымцев - хан Девлет-Гирей явно собирался сорвать восточный поход русских войск.

16 июня царь на пути из Коломенского в Остров встретил гонца от станичника Волжина, побывавшего у Айдара. Было доставлено сообщение, что крымцы переправились через Донец. Потом приехал станичник В. Александров с известием, что степняки направились к Рязани. 21 июня прискакал тульский городовой казак с сообщением, что крымский отряд появился под Тулой. Делать нечего, московское войско собралось идти на юг.

23 июня к государю приехали два гонца и сообщили, что крымцы с турками палят по Туле «огненными ядрами», пытаясь зажечь город, янычары ходили на штурм, но были отбиты. Царь отдал приказ воеводам перейти Оку и сам поспешил к переправе у Каширы. Однако 24 июня была получена благая весть, что тульские воины и горожане вышли из города и разгромили крымцев. 1 июля стало известно, что ханское войско уходит и не собирается возвращаться. Станичники, следовавшие за ним, видели, что крымцы улепетывают на всех парах, покрывая в день по 60–75 верст, бросая утомленных лошадей и награбленное добро. Это сделало возможным поход на Казань.

В 1555 г. царь учредил стражу в низовьях Волги, состоящую из стрельцов и казаков. Они стали стеречь перевозы от немирных «детей Юсуповых», сообщаясь со сторожами по Донцу и Дону.

В том же году царь Иван отправил воеводу И. Шереметева на юг (возможно, на соединение с союзными черкесами). Русское войско встретил на Донце сторож Святогорский, а гонец, посланный станичником Л. Колтовским, известил Шереметева, что хан Девлет-Гирей перешел Донец и направляется к «украйнам» Рязанским и Тульским. Шереметев двинулся за ханским войском, уничтожая крымские отряды, рассыпавшиеся по округе для грабежа. В двухдневной битве у Судьбищ воевода потерпел поражение от многократно превосходящих крымских сил, однако обескровленная орда вернулась в Крым.

В это время был учрежден для сторожевой службы казачий Хоперский полк, до бурного XX в. сохранивший знамя, пожалованное царем.

В 1556 г. казаки из украинных городов начали проникать далеко в степи. В марте атаман Михайло Грошев ходил из Рыльска к Перекопу и привел к государю захваченных крымских языков. По царскому указу воеводы Даниил Чулков и Иван Малцов спустились вниз по Дону. Чулков дошел до Азова и в его окрестностях разбил татарский отряд.

В 1550-е гг. управление сторожевой службой было передано в ведение Разряда.

За несение этой службы люди получали жалованье выше полкового или городового, а также возмещение от казны за все убытки и потери, которые могли случиться в разъездах. Лошади, сбруи и вооружение при отправке в степь оценивались воеводами, которые вносили оценку в особые книги. Согласно этим записям выдавалось и возмещение.

Сторожи сообщались друг с другом и таким образом составляли несколько наблюдательных линий, пересекавших все степные дороги, по которым крымские татары ходили на Русь.

Самая восточная группа сторож шла выпуклой линией от Барыша, притока Суры, до Ломова, притока Цны. Самая западная - по притокам Ворсклы и Донца до устья Айдара, проходя почти перед кочевьями крымцев.

Всего до 1571 г. было учреждено 73 сторожи, которые разделялись на 12 разрядов, в зависимости от их удаления в степь.

Людям, несущим службу на дальних сторожах, приходилось уходить на 400 верст от родных уездов. Но еще дальше сторожей забирались в поле станичники. Например, первая путивльская станица переправлялась через Сулу, Псел и Ворсклу, ездила полем по Муравскому шляху до верховьев рек Водолаги, затем вниз по Донцу до Святых Гор, добираясь до верховья реки Самары. И возвращались в Путивль. Путь огромный.

«Они, - говорит о станичниках Багалей, - главным образом должны были заботиться о том, чтобы определить, конечно приблизительно, количество неприятеля, для этого пользовались всякими признаками. Ездил один сторожевой атаман по реке Торцу и видел много огней и слышал прыск и ржанье лошадей… не доехав двадцати верст до Северского Донца, увидел пыль великую, а по сакме казалось ему, что было неприятелей 30 000 человек. Значит, огни, фырканье и ржанье лошадей, пыль, следы копыт - все это служило признаками для станичников».

Царским приказом от 1 января 1571 г. князь М. Воротынский был назначен главой сторожевой и станичной службы. В помощники престарелому воеводе были даны князь Михаил Тюфякин, герой степной войны Дьяк Ржевский как специалист по крымскому пограничью и опытный воин Юрий Булгаков, знаток ногайского пограничья. Тюфякин и Ржевский были посланы для инспекции Крымской стороны. Юрий Булгаков и Борис Хохлов осматривали Ногайскую сторону. После досмотра они, изучив существующие росписи (инструкции) сторожевой службы, начали составлять новый ее распорядок.

В помощь им командование службы вызвало в Москву детей боярских, станичных голов, станичников и вожей (проводников), тех, что многократно выезжали в поле из Путивля, Рыльска и других пограничных городов.

Собравшимся ратникам предстояло создать такой устав пограничной службы, чтобы враги «на государевы украины войною безвестно не приходили», а станичники и сторожа находились бы именно на тех местах «где б им воинских людей мочно устеречь».

Закончив совещания, 16 февраля 1571 г. «по Государеву Цареву и В. Князя Ивана Васильевича всеа Русии» указу глава службы вместе с детьми боярскими, станичными головами и станичниками вынес приговор (решение).

День принятия «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» можно с полным основанием сделать праздничной датой российских пограничников.

Были выработаны инструкции станицам, дальним и ближним сторожам: «Из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее ездити и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой стороже ставити».

Тщательные росписи Донецким, Путивльским, Рыльским, Мещерским и прочим сторожам, к примеру, выглядели так: «1-я сторожа вверх Олешанки Удцкие, а переезжати сторожем направо Муравской шлях до Мерла до Диакова острогу двадцать верстъ… а бежати с вестью с тое сторожи сторожем в Рылеск прямою дорогою, меж Пела и Ворскла».

После обнаружения вражеского воинства станичным и сторожевым головам (начальникам) надлежало отправлять гонцов с известиями в ближние города, для передачи по цепочке, а самим ездить по сакмам, то есть следам врагов.

Задавался и характер готовности пограничников. «А стояти сторожем на сторожах с коней не съеедая переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь же на право и налево по два человека по наказом, каковы им наказы дадут воеводы».

Предусматривались меры скрытного передвижения и расположения на местности. В частности, предписывалось не готовить пищу несколько раз на одном месте, не ночевать и не укрываться днем в одном и том же месте.

Многие прежние сторожи были заменены новыми, сообразно изменениям крымско-татарских «маршрутов», определены места, где станичникам надлежало съезжаться друг с другом.

Линии Донецких, Рыльских, Путивльских сторожей были сильно выдвинуты вперед, к югу, так что теперь они захватывали все течение Ворсклы до Днепра, доходили до реки Самары, от нее протягивались к Дону, до устья Долгого Колодезя.

Приговор обязывал служить на Донецких сторожах детей боярских, Путивльских и Рыльских, ввиду особого значения этой линии для защиты Руси от крымских татар и ногаев. «А служити с поместий и посадских земель, да с денежнаго жалованья, а которые земли у посадов в Путивле и Рылеску, и теми землями приговором их верстати».

Путивльских местных жителей-севрюков более не нанимали на ответственную службу ввиду их нерадения.

Приговором 1571 г. предусматривалось и обеспечение поиздержавшихся служилых. «А у которых сторожей не будет добрых лошадей, и воеводам и головам на сторожех лошади добрые доправити, на которых бы лошадех на сторожи ездити было безстрашно».

Служба сторожей была разделена на три статьи (вахты), каждая из которых длилась по 6 недель.

Приговор делал невозможным перебрасывание ответственности на «смежников». «А будет, головы или сторожи, к ним вскоре не сойдутся, и ехати самим по сакме, по наказу не мешкая, а голов и сторожей не дожидатися».

Появились особые должностные лица - стоялые головы для контроля за постами и разъездами. Они сами рассылали станицы, состоящие из детей боярских и городовых казаков.

Упомяну только одного из стоялых голов, Шацкого, который стоял на Дону на «ногайской стороне», в Вежках, выше Медведицы и Хопра. Одна станица от него переправлялись через Дон, ехала в верховья Айдара, на два дня пути, другая - до устья Балыклея, на расстояние 4 дней пути. У шацкого головы было 120 детей боярских, служилых казаков, татар и мордвы.

Кстати, в самый разгар реорганизации пограничной службы, летом 1571 г., случился печально знаменитый набег на Москву хана Девлет-Гирея, отчего Тюфякин не успел закончить своей инспекции сторожей. Однако уже вскоре реорганизованная пограничная служба принесла огромную пользу.

В октябре 1571 г., предотвращая набег, была, согласно инструкциям, выжжена степь - станицами, посланными из девяти окраинных городов.

А во время нового похода 120-тысячной крымско-турецкой орды на Русь летом 1572 г. ее движение было обнаружено заблаговременно.

Русские пограничники встретили крымцев на Оке. Сам хан признал в письме к русскому царю от 23 августа, что на Береге его ждали русские укрепления, окруженные рвом.

Московское правительство сумело вовремя перебросить силы к району выдвижения крымского войска и нанесло тяжелейшее поражение противнику в эпохальном сражении при Молодях, продолжавшемся с 29 июля по 2 августа.

С 1573 г. положено было, чтобы станицы, встречаясь, непременно обменивались собранными сведениями, а стоялые головы проверяли, доехали ли станичники до заданных им урочищ.

В феврале 1574 г. начальником сторожевой службы стал Никита Юрьев, сменив умершего Воротынского (сообщения Курбского о том, что старый князь умер от последствий пыток, не подтверждаются никакими другими источниками). В этом году были произведены новые изменения в сторожевой службе.

Юрьев так провел маршруты разъездов станичников, что они охватывали все старые и новые пути крымцев и сносились беспрестанно друг с другом.

Юрьев снял сторожи, ставшие известными для степняков, другие же, например у впадения Ублы в Донец, усилил детьми боярскими. Увеличил и жалованье служилым, «дабы людям бесконным не быть и для пользы Государева дела иметь добрых коней». Сюда был переведен стоялый голова с Сейма.

В 1575 г. было поставлено укрепление на Сосне при впадении Ливны, туда был послан воеводой Михаил Карпов. Все дальше уходили в степь разъезды станичников.

После совещаний со станичниками, вожами и сторожами в 1576 г. произошла новая «подгонка» пограничной службы.

Например, станичные головы с Дона, от устья Тулучеи, были переведены к устью Богатого Затона, потому что прежнее их расположение стало известно крымцам и ногайцам. Отменено прежнее правило высылать сторожей в степь к 1 апреля и решено было соотноситься с реальным началом весны.

На Путивльских и Рыльских сторожах предстояло теперь служить посадским людям из Рыльска и Новгород-Северского за денежное жалование. На Орловских, Новосильских, Дедиловских, Донковских, Епифанских, Шацких и Ряжских - городовым казакам за денежное жалование и землю в слободах. На Темниковских - служилым татарам и мордве. На Алатырских - служилым казакам, находящимся в ведомстве Казанского дворца.

Были разосланы требования украинным воеводам и осадным головам - как можно чаще пересылаться друг с другом, с доводкой важных сведений до Государя и Разрядного приказа, включая сведения об отправке сторожей - кто и когда.

В1577 г. государь произвел новые изменения в порядке службы. Был убран воевода с устья Ливны, поскольку Донецкие, Оскольские и Донские стоялые головы уходили в степь дальше ливенских служилых. Сокращены были сроки посылки станиц - чтобы не причинять служилым «напрасной истомы». Видимо, в степи в это время установилось относительное затишье.

В связи с тем, что воеводы порой посылали на «польскую» службу людей «худоконных и неоружных», а то и вне очереди, отправкой на службу стал заниматься Разряд.

Для расследования случившихся нарушений был предписан опрос «лучших людей», тех, что не захотят кривить душою и рисковать своим честным именем.

Интересен тут не сам факт вероятных злоупотреблений, а то, что власть быстро находит способы предотвратить их.

В подробных росписях, поступающих в Разряд, для каждого ратника показывались все приезды на службу, сколько дней был в дороге, на какой срок явился в назначенное ему место, кто и когда его сменил.

В 1578 г. станицы, высылаемые стоялыми головами, еще более продвинулись на юг. Путивльские стали ездить вдоль Орели к Днепру до Песьих Костей, Рязанские - к Святым Горам, а Мещерские - вниз по Дону до Волжской переволоки, где проходила дорога из Крыма в Ногаи.

Хищные крымцы, конечно, тоже не зевали и прокладывали новые набеговые дороги. В1579 г. противник освоил шлях, идущий от реки Кальмиус по водоразделу Донца и Дона.

Снова в Москве собрались станичники и стоялые головы. По результатам обсуждения у Юрьева было принято решение: усилить силы стоялых голов на Осколе около устья Ублы и на Дону, около устья Богатого Затона. Юрьев так провел маршруты разъездов, чтобы и новый путь крымцев оказался под наблюдением.

Станичная и сторожевая служба дворян и детей боярских на южной окраине не исключала службы поблизости от дома. Так, путивльцам и рылянам надо было еще стеречь русско-литовскую границу.

Новое постановление о службе детей боярских было сделано в 1580 г. Боярин Юрьев и дьяк Щелкалов «приговорили» о путивльских станицах - в ездоки не брать служилых с поместьями менее 100 четвертей, «тех оставити в полку», на станичную службу должны были отправляться лишь люди «конные, молодые и просужие».

Станичная служба ложилась теперь лишь на людей с соответствующими материальными возможностями.

В 1623 г. был издан новый устав станично-сторожевой службы. Теперь каждая станица состояла из атамана, 6 ездоков и 2 вожей - у каждого имелось по 2 лошади и пищаль. Станица, доезжая до определенного урочища, должна была оставить там «доездную память» и, возвращаясь обратно, обязана была встретиться с другой станицей, вышедшей на смену. Вторая станица забирала доездную запись, оставленную первой, и припрятывала в укромном месте свою.

Если станица замечала степняков или их следы, то отряжала пару человек для сообщения ближайшему воеводе, а остальные должны были «подлинных вестей проведывать», то есть продолжать слежение. «Чтобы всякие вести были ведомы и воинские люди безвестно не пришли и какова дурна не учинили».

Представим себе день станичника. Начинается он с краюхи хлеба, прилично уже зачерствевшей, и горсти толокна, замешанного на воде. Теперь напоить коней в береговых камышах. Станичник замечает на воде знак. Он умеет читать книгу степей, оврагов, рек, лесов. Ее письмена - это след копыта в пыли, смятая трава, сломанная ветка, человеческие выделения, остатки пищи, конские «яблоки»… По воде плывет конский волос. Значит, кто-то переходит реку выше по течению.

Один станичник остается с конями, двое других идут через камышовые заросли, донный ил хватает за ноги. Неподалеку от берега раздается храп коней. Станичники уходят по шею в воду, замирают, едва ли в 40 саженях от них через реку переправляется орда. Виден бунчук, украшенный конским хвостом, - мурзу окружают воины, плоские шлемы и бехтерцы тускло отражают рассветные лучи. Каждый ордынец, сидя на приземистом, но бойком коне, ведет еще вьючную лошадь, на ней мотки веревки, седельные корзины, мешки - все готово для «сбора урожая». Этим вервием будут вязать хрупкие руки девушек, а в седельные корзины бросать детей, вырванных из рук воющих матерей. От ордынцев доносится запах немытых тел. Длинноусые люди в коротких халатах и белых войлочных колпаках ведут верблюдов, на которых навьючены пушечные стволы - то воины турского султана, янычары. Скрипят огромные колеса арбы, нагруженной ядрами и пороховым зельем. «Чабук, олан узун сачлы», - видно, торопятся басурманы. Вдалеке, на правом высоком берегу, клубится пыль, подходят к переправе тьма, не меньше.

Холод пробирает до костей, трудно унять стук зубов. Кто-то входит в воду, совсем рядом, мочится, потом пьет. Одна рука станичника ложится басурману на рот, вторая ведет ему под бороду лезвие ножа. Враг, булькнув, ложится на спину и, пуская розовые пузырьки, начинает медленно уходить в воду.

«Калга идет, с ним три тьмы, - шепчет напарник. - Пора назад».