Open
Close

Некрофилы из ростовской. Труп невесты карла танцлера или самый известный случай некрофилии

Сенсационные признания нижегородского охотника за трупами

Скандально известный некрофил из Нижнего Новгорода Анатолий Москвин, в квартире которого прошлой осенью были обнаружены 26 мумий, как оказалось, выкапывал останки девичьих тел и на московских кладбищах. В понедельник эту информацию официально подтвердил руководитель следственного управления СКР по Нижегородской области Владимир Стравинскас. Косточки усопших Москвин перевозил из столицы в Нижний на электричках.

Подследственный ученый охотно идет на контакт, рассказывает о своих «похождениях», но до сих пор так и не может понять, почему у правоохранительных органов к нему так много претензий. Свои действия он не считает преступными. Говорит, что не делал ничего плохого с выкопанными телами, просто жил вместе с ними, разговаривал, читал книги, общался.

Кстати, версия о том, что Москвина толкала раскапывать могилы половая извращенность, не подтвердилась. Экспертиза показала, что никаких сексуальных действий с телами он не проводил. И из его показаний выходит, что относился он к ним не как к потенциальным сексуальным партнершам, а как к своим детям. В ходе расследования также выяснилось, что выкапывал некрофил не просто женские, а исключительно девичьи останки. По предварительной информации, самой старшей из усопших было 15 лет.

— Его мотив даже сложно объяснить, — подыскивает слова генерал-майор юстиции Владимир Стравинскас. — Никаких научных экспериментов он с ними не проводил. Он просто мечтал, что со временем сможет их всех оживить. Хотя бы в своих мыслях.

За время следствия задержанный не раз удивлял правоохранителей своим особым взглядом на мир. Например, заявил, чтобы после освобождения ему обязательно вернули всех его «детей». И добавлял при этом: «А то я знаю, как после эксгумации хоронят. Я потом вернусь и все могилки проверю».

Своих «дочек» он чаще всего одевал в одежду, снятую с других покойниц. Выяснилось, что далеко не из всех развороченных им могил он доставал останки. По каким-то причинам некоторые тела ему не подходили, и тогда он брал только одежду. А кости закапывал обратно. В некоторые вставлял вместо сердца механизмы из игрушек.


— Когда мы в морге перекладывали эти детские тела со стола на стол, механизмы срабатывали, и человеческие останки начинали петь или говорить. Это жуткое зрелище, — признался «МК» один из следователей.

Кстати, Анатолию Москвину давно хотелось примерить на себя роль отца. Своих детей у него никогда не было, и несколько лет назад он захотел взять ребенка из детского дома. Причем хотел взять из детского дома девочку достаточно взрослую — 12 лет. На наш вопрос, почему не малышку, он пояснял: «В этом возрасте уже видно, что за человек перед тобой и что из него вырастет. Я ведь не просто так хочу удочерить, а чтобы передать ей все свои знания». Так как своих симпатий к сатанизму и язычеству он не скрывал, то тогда оставалось только гадать, какие знания он имеет в виду: в области лингвистики, краеведения или религиозных учений...

Свои вылазки на кладбища с целью раскопок Москвин начал в начале двухтысячных.

— Чаще всего он доставал тела детей, о смерти которых узнавал из газет, — рассказал «МК» один из сотрудников правоохранительных органов. — Он много времени посвятил изучению почв, поэтому хорошо знал, в какой из них тело будет разлагаться, а где мумифицироваться. Но все равно устраивал на кладбищах некий схрон, где тела вылеживались, подсыхали и выветривались. И только после этого перевозил их домой.

Несколько лет назад он решил бросить вызов судьбе и попробовать свои силы на московских кладбищах: сможет ли он обмануть охрану на том же Ваганьковском. И у него, как он заявил на допросе, все получилось.

Некрофилы и их необычные «забавы»

НЕКРОФИЛИЯ, КАК ОНА ЕСТЬ

Некрофилия, т.е. сексуальное влечение к мёртвому телу, не вызывает ничего кроме отвращения и омерзения. При всём при этом, такое явление встречается на протяжении всей истории человечества. Исключение из этой категории, и то с некоторой натяжкой, составляет пожалуй, мифическая Изида, сестра и жена владыки царства мертвых, Бога Осириса. В древнеегипетской мифологии она описывается не только как женщина-некрофил, но и как олицетворение супружеской верности. Изида воскресила своего мужа, убитого и расчленённого Богом войны и смерти Сетом. Это получилось у неё лишь после того, как сложив вместе все части его тела, она совокупилась с ним.

История деревенского могильщика

До конца 19 века о подобных явлениях почти не упоминалось. Но со временем в медицинских трудах и судебных документах стали появляться довольно любопытные примеры некрофилии. Особенно в этом преуспела Франция.

Одним из самых известных некрофилов там был некий Виктор Ардиссон. Этот умственно-отсталый человек, уже познавший в юности тело умершей девушки, в 29 лет каким-то непонятным образом стал деревенским могильщиком.

Его инстинкты на такой работе развились до такой степени, что один только вид гроба сводил его с ума. Вот запротоколированные показания самого некрофила: "12 сентября 1901 года я выкопал из могилы труп маленькой девочки. Около полуночи я открыл гроб и, достав оттуда её тело, снова закрыл гроб и забросал его землёй, как было до этого. Дома я несколько раз ложился с трупом девочки, и всякий раз удовлетворял свои желания. Через некоторое время после этого случая мне стало известно, что одна девушка, которая мне нравилась, тяжело больна.

Такое известие меня обрадовало, и я решил овладеть ею, когда она умрёт. Ждать мне пришлось несколько дней, я был охвачен сильным нетерпением. Когда же я узнал о её смерти, решил выкопать труп в первую же ночь после похорон.

В восемь часов вечера я пошёл на кладбище, не обращая никакого внимания на людей, встречавшихся мне по дороге. Выкапывая труп, я не торопился, и как только он оказался на поверхности, я стал целовать и трогать его.

Я насладился трупом как мог прямо на кладбище, после чего решил отнести его к себе домой. Я совершенно не опасался, что меня могут увидеть. Было около полуночи, когда я вышел с кладбища, неся тело в левой руке, прижимая правой рукой к своему лицу. По дороге я целовал свою ношу, говоря ей: "Я несу тебя домой, тебе там будет хорошо". К счастью мне никто не повстречался. Придя домой, я улёгся рядом с трупом, приговаривая: "Красавица моя, я тебя люблю". Проснувшись утром, я снова ею овладел, а перед тем как уйти сказал: "Я ухожу на работу, а потом вернусь к тебе. Если захочешь поесть, только скажи". Я не услышал никакого ответа и подумал, что она неголодна. В полдень я решил её навестить и спросить, не скучно ли ей. Вечером я снова с ней лёг. До самого ареста я все ночи проводил с ней...".

В обнимку с трупом

Странно и то, что к столь отвратительному занятию имеют влечение не только полные идиоты, но и нормальные на первый взгляд люди. Эта омерзительная история произошла на кладбище, расположенном в окрестностях французского города Сен-Уэн. Фигурировал в ней некий Анри Бло, 26-летний симпатичный парень с бледным лицом и ухоженными усами.

25 марта 1886 года, когда наступила полночь, этот тип пробрался на территорию братской могилы. Прочитав при свете луны надпись на кресте, свидетельствовавшей, что здесь покоится похороненное день назад тело 18-летней танцовщицы, Анри откопал гроб и извлёк оттуда тело умершей.

Перенеся его на более ровное место, он предался наслаждению. Уже под самое утро, обняв "возлюбленную, Анри крепко уснул. Разбудили молодого человека отдалённые голоса - как оказалось, проспал он аж до полудня. Возвращать на место тело девушки было уже поздно и, пока его не заметили, он тихонько покинул кладбище. Так продолжалось в течение нескольких месяцев.

В начале июня Бло, как обычно, совокуплялся с очередным трупом, и по привычке вновь заночевал на кладбище. Но досмотреть сон проходившие мимо люди на этот раз ему не дали. В августе состоялся суд. Судья, потрясенный действиями подсудимого, задал ему вопрос типа: как ты дошёл до такой жизни? В ответ он с удивлением услышал: "У каждого свой вкус!". Некрофил был приговорен к двум годам тюрьмы.

Из жизни моргов

Предел мечтаний любого некрофила - работа в морге. Однажды в Ростовскую психбольницу доставили для обследования молодого парня. Тот был задержан в морге во время полового акта с трупом умершей женщины. Каким ветром занесло его в этот морг? Оказалось, что знакомая студентка мединститута стала его подкалывать: мертвецы, мол, для нас - вполне обычное дело, мы рядом с ними рядом даже чай с пряниками пьём. Не то, что ты! Молодой человек, будучи робким и стеснительным, старался убедить бесстрашную девушку, что он тоже не лыком шит. Хотя покойников очень боялся.

Но в этой истории есть и другая сторона. Парню ни разу не довелось вступить в интимные отношения, да и раздетую женщину он до этого ни когда не видел. Это и дало ему силы проникнуть ночью в морг, чтобы убедить самого себя, что он действительно не лыком шит. А там столько обнажённых женских тел! Но одно, молодое и красивое, просто поразило его воображение. Это привело его к сильному половому возбуждению, закончившемуся оргазмом.

Парню во что бы то ни стало захотелось вновь испытать столь необычное ощущение, и он совершил половой акт с молодой покойницей. С тех пор ни одна живая женщина его уже не могла удовлетворить. Но как только он вспоминал морг и лежащую с закрытыми глазами женщину, его одолевало такое желание, что он тут же мчался в морг. Так, прежде, чем оказаться в психушке, он успел побывать в морге, где и был задержан милицией.

Любовь некрофила

Чудовищные события произошли прошлым летом в казахстанском городе Семей (ранее он назывался Семипалатинск). Когда на девятый день родственники 56-летней умершей женщины пришли к ней на местное кладбище, то к своему великому изумлению увидели, что могилу будто бы кто-то перекапывал. Тогда этому не придали особого значения, решив, что это дело рук сатанистов. Приехав же на кладбище на сороковой день, они были просто шокированы. Могильный холмик был весь разворочен, а рядом с ним валялся крестик, который клали в гроб, а также кусок материи, которой его оббивали.

Когда началась эксгумация, и был извлечён труп, то оказалось, что нижнее бельё на женщине отсутствует. А после эксгумации стало ясно, что здесь действовал самый настоящий некрофил. На кладбище были организованы засады, но некрофил там так и не появился. Задержать его помогли работники кладбища. В конце сентября, рано утром, они увидели озирающегося мужчину с лопатой, от которого прямо-таки разило трупным смрадом. Об этом они тут же сообщили в полицию, а сами стали наблюдать за подозрительным человеком.

Задержанным оказался 50-летний мужчина, который сразу же признался, что он - некрофил. По его словам, как только наступал вечер, он брал лопату, и отправлялся на кладбище. Раскопав могилу, он добирался до гроба и вскрывал его. Затем, раздев покойницу, он ложился в гроб и совершил с ней половой акт. Задержанный даже признался, что однажды, когда пошёл сильный дождь, он укрыл от него тело возлюбленной собственной курткой. Как оказалось, совершив два-три половых акта, он снова зарывал могилу и исчезал. Через какое-то время возвращался вновь, и всё опять повторялось...

Во время следствия стало известно, что когда-то давно он, тогда ещё молодой человек, по уши влюбился в эту женщину. Но, увы, любовь была безответная. Все эти годы, а точнее, десятилетия, он по-прежнему любил её, а когда узнал, что его возлюбленная умерла, и уже похоронена - не раздумывая, бросился на кладбище. В его воспалённом мозгу билась единственная мысль: теперь-то она от меня никуда не денется. В течение целого лета вандал четырежды посещал кладбище, раскапывал могилу, и вступал в близость с покойницей, причем прямо в гробу. Другие захоронения при этом не трогал.

На следственном эксперименте некрофил в деталях показал, как занимался с трупом сексом. Закончилась эта кошмарная история тем, что психиатрическая экспертиза поставила некрофилу диагноз: острое психотическое расстройство с симптомами шизофрении, и он был направлен на излечение в специальную клинику.

Что их на это толкает?

Что за тёмная сила влечёт этих чудовищ на кладбища? Ведь даже смелому и отчаянному человеку пойти ночью на кладбище и выкапывать гроб не так-то просто. Многие из некрофилов признаются, что заниматься этим их заставляла какая-то непреодолимая сверхъестественная сила. По мнению психиатров и исследователей этого феномена, обычный, естественный секс, для некрофилов не так важен, как удовольствие, получаемое от акта некрофилии. Удовлетворяя свою неестественную потребность, эти нелюди упиваются тем, что их "партнёр" безгранично им подвластен и неспособен к сопротивлению.

Более того, в отличие от живых, мёртвые не могут быть неудовлетворенными, и не назовут их импотентами. Они никогда не позволят себе издеваться по поводу некачественного секса или маленького "орудия труда". Осознав же это, некрофил попадает в своего рода наркотическую зависимость, такую же цепкую и сильную.

Некрофилия в законе

А теперь вновь перенесёмся в Египет, только на этот раз не в древний, а в современный. Вероятно, он вскоре станет страной, узаконившей некрофилию. Салафитская партия Египта "Ан-Нур", что означает "Партия света", внесла на рассмотрение Парламента закон под интригующим названием "Закон о прощальном сексе". В соответствии с этим законом, мужчины смогут заниматься сексом со своей умершей женой в течение первых шести часов после её смерти. Единственным условием является то, что мужчина со своей умершей женой обязательно должен состоять в официальном браке. По этому поводу там разгорелись горячие споры. На принятие столь сенсационного решения салафиты решились после того, как в мае 2011 года имамом Замзами Абдул Барии (Марокко) было принято подобное решение. Имам вынес фетву о разрешении секса между женщиной и её умершим мужем. По его мнению, таинство брака, заключенного Аллахом, не в силах отменить даже сама смерть. А коли это так, то брак остается браком даже после смерти одного из супругов. При этом сохраняется и полнота брачных отношений, включая интимные.

Дурной пример, как говорится, заразителен. Впрочем, египтяне удивили мир ещё в 1974 году, когда на имя мумии Рамзеса II оформили... гражданский паспорт. Что же касается Марокко, то, как оказалось, в этой стране много чего оригинального. Тот же имам Замзами еще раньше издал указ, гласивший буквально следующее: "Разведенным женщинам, вдовам и женщинам, не имевшим никогда сексуальных отношений с мужчиной, позволительно удовлетворять свою сексуальную потребность с помощью корнеплодов или кухонных принадлежностей".

НЕКРОФИЛИЯ В МИСТИЧЕСКОМ ОРЕОЛЕ

Дом с замурованной комнатой

Способны ли привидения обладать сексуальной активностью? Стоит ли ожидать нападения "с того света" сексуальных маньяков-убийц, расстрелянных когда-то по приговору суда? Подобные вопросы выглядят, по меньшей мере, совершенно абсурдными. Но это только на первый взгляд - разгадка некоторых злодеяний лежит за гранью реальности.

Когда в руки сыщиков из парижской полиции попал дневник некоей Колетт Боле, скончавшейся в своей квартире, они решили, что эта женщина просто сошла с ума. Дело в том, что в дневнике говорилось, будто бы Колетт каждую ночь вступает в интимную связь... с мумией. Однако, расследуя это дело, полицейские столкнулись с чередой загадочных и невероятных явлений.

Лицо женщины, лежавшей на кровати в ночной рубашке, было перекошено страшной гримасой. Вскрытие показало, что дама умерла от сердечного приступа. О смерти сообщили её родственникам Полю и Матильде Картье. При осмотре места происшествия оказалось, что в квартире почему-то отсутствует ванная комната и санузел. Но как бы то ни было, супруги Картье решили эту квартиру продать. На время, пока отыщется покупатель, поселили туда свою служанку Герду. Но уже на следу-ющее утро девушка вся в слезах вернулась в дом Картье и рассказала, что ночью с ней произошло нечто невероятное. Как только Герда начинала засыпать, к ней в постель залезал кто-то невидимый и, навалившись на нее всем телом, пытался изнасиловать. Когда она вскочила с кровати и включила свет, то никого не было. После третьей попытки овладеть ею девушка не выдержала и покинула зловещую квартиру.

Между тем выяснилось что, согласно договору о найме, квартира была сдана не Колетт Боле, а некоему Примо Дольфи. Это был одинокий холостяк, исчезнувший неведомо куда, а умершая могла оказаться его сожительницей. Но в любом случае супруги Картье прав на эту квартиру не имели. Ванная комната все же отыскалась - она оказалась за платяным шкафом, причём была замурована толстым слоем штукатурки. Когда дверь была освобождена, и полицейские зашли в ванную, их взору предстала ужасная картина: в ванне лежало полуразложившееся тело пропавшего Дольфи. Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть наступила от многочисленных ударов по голове.

С ролью убийцы Колетт Боле навряд бы справилась, поэтому у полицейских появилась версия: у женщины был сообщник. По словам соседей, в "нехорошей" квартире когда-то жил сорокалетний полуслепой мужчина по имени Бастьен. Несмотря на плохое зрение, он, якобы, был здоров как бык. И этот инвалид нередко навещал Колетт. Вполне возможно, что именно он и совершил убийство Примо Дольфи. Личностью Бастьена заинтересовался комиссар полиции.

Подозреваемый с лёгкостью сознался в преступлении - поводом была ревность. Бастьен и Колет решили избавиться от трупа довольно оригинальным способом - замуровать его в ванной. После того, как любовники расстались, Колетт осталась в одной квартире с замурованным мертвецом. Несмотря на то, что убийство было раскрыто и убийца осуждён, тайна домогательства до женщин призрачным маньяком так и осталось тайной. И не Дольфи ли является причиной гибели одной, и побегом из дома другой женщины?

Любовь до гроба

Исследователи этого невообразимого явления пришли к выводу, что те, кто горячо любили друг друга при жизни, не теряют своих чувств и после своей смерти. И естественно, им не чуждо половое влечение друг к другу. Многочисленные свидетельства показывают, что между потусторонним миром и миром живых существует загадочная связь. При этом обитатели загробного мира обладают сверхъестественной сексуальной активностью и энергией.

В таком случае следует ли считать ли проявлением некрофилии сексуальную связь женщины с фантомом-призраком её умершего мужа? Женщины, столкнувшиеся с подобным явлением, никому об этом, естественно, не рассказывают. И не потому, что боятся покойников - они боятся, что их сочтут сумасшедшими.

Что касается интима с умершим мужем-призраком, то отношение к нему неоднозначное: с одной стороны, это всё-таки муж, но с другой - он мёртвый, и не может быть предметом секса. Эта история произошла однажды в одном средневековом французском городке. Одна овдовевшая молодая женщина и унаследовавшая замок своего покойного мужа, спустя год вдруг родила сына. Родственники её покойного мужа, надеясь получить богатое наследство, тут же обратились в суд с обвинением вдовы в блуде. По французским законам того времени женщина, изменившая памяти супруга, недостойна считаться его наследницей. Тогда женщина призналась суду, что отцом ребёнка является... её покойный супруг! "Разве такое возможно?", - задал вопрос изумлённый судья. Как оказалось, однажды ответчица увидела во сне своего мужа, и опять же, во сне, вступила с ним в плотскую связь. В результате такого "исполнения супружеского долга" и стал ребёнок. Суд, в производстве которого уже были дела подобного рода, признал женщину законной наследницей.

История Кэтрин и Майкла

Британский исследователь паранормальных явлений Нэндор Фодор, в книге "Меж двух миров" приводит невероятную историю плотской связи 26-летней Кэтрин с призраком некоего Майкла. Ещё совсем недавно эта женщина была страстно влюблена в этого человека. Их роман был в полном разгаре, когда Майкл внезапно умер.

Дальнейшее для Кэтрин было полной неожиданностью. Как-то, вспоминая его ласковый взгляд и нежные руки, она вдруг ощутила чьё-то невидимое присутствие и услыхала в своей голове его голос. Это действительно был его голос!

Майкл, а точнее его голос, успокоил её и объяснил, что такое между живыми и мёртвыми иногда происходит. С этого момента его бестелесный дух стал появляться всё чаще и чаще. В основном время проходило за разговорами - Майкл рассказал ей много интересного. Со временем призрак уже не обходился одними разговорами - осмелев, он стал ласкать Кэтрин в самых непотребных местах и добиваться близости. Вскоре она "ощутила в себе его мужскую суть" и испытала наслаждение, о котором прежде не осмеливалась и мечтать". По словам Кэтрин, лёжа в постели она иногда слышит, как рядом бьётся его сердце.

Эзотерики считают, что встречи людей из двух миров вполне реальны, и происходят чаще всего, когда человек находится между бодрствованием и сном. Якобы, именно в эти минуты есть вероятность выйти на связь с астральным, т.е. загробным миром и вызвать мужа или любимого. Однако это порой чревато теми или иными негативными последствиями, например, в образе покойного мужа может явиться кто-то другой. Ведь поводом для таких контактов является стремление фантома получить энергетическую подпитку (самая мощная энергия - сексуальная). А этому способствует страстная потребность женщины в определённом мужчине.

Владимир ЛОТОХИН, г. Златоуст

НА ГЛАВНУЮ

Любовь к женщине может сподвигнуть мужчину на самые разные безумства – иногда милые и безобидные, а порой и совершенно чудовищные.

Эдвард Лидскалнин, например, создал для своей возлюбленной прекрасный Коралловый Замок, тогда как безумная страсть его современника Карла Танцлера нашла выход в жутком и неоднозначном поступке. О последнем и пойдёт речь в этой статье.

Немецкий иммигрант Карл Танцлер, также известный как граф Карл фон Козель, прибыл со своей семьей в городок Зефирхиллс, что в американском штате Флорида, в 1926 году. Однако он вскоре покинул свою жену и детей ради работы на острове Ки-Уэст врачом-радиологом в Американском морском госпитале.

Там он познакомился с красивой молодой девушкой по имени Мария Элена Милагро де Хойос, которая была младше его на 32 года. Элен была больна туберкулёзом и Танцлер часто посещал её, прилагая безуспешные попытки вылечить её с помощью рентген оборудования и других методов. В один прекрасный день Танцлер признался девушке в любви, заявив, что именно её он искал всю свою жизнь.

Ещё будучи маленьким мальчиком, Танцлер утверждал, что ему часто является призрак прародительницы графини Анны-Констанции фон Козель, умершей в 1765 году. Танцлер говорил, что графиня указала ему образ его истинной любви – тёмноволосой женщины, в которой он якобы и опознал Элен.


К сожалению, Элен скончалась в 1931 году. Её похороны были щедро спонсированы Танцлером, который соорудил для неё целый мавзолей, чтобы иметь возможность каждый вечер посещать место её упокоения и напевать её любимые испанские мелодии. Танцлер был уверен, что Элен часто говорила с ним, уговаривая забрать её тело с собой в дом. Так он и поступил в один из апрельских дней 1933 года.

Разумеется, тело Элен было далеко не в самом лучшем состоянии, поэтому Танцлер основательно занялся приданием ему наиболее "эстетического” вида. Используя струны и детали от вешалок, он соединил друг с другом кости, вставил в глазницы стеклянные шарики, смастерил парик из остатков её волос, заменил истлевшие кожные покровы смесью гипса и шёлка, пропитанного воском.

Для поддержания формы тела, он набил его тканью, а сам труп нарядил в платье, чулки и перчатки, дополнив получившееся макияжем. Чтобы избавиться от запаха разложения, он регулярно омывал возлюбленную духами.


Танцлер тихо-мирно жил с трупом любимой в течение семи лет, каждую ночь укладываясь рядом с ней спать. И неизвестно доколе бы это противоестественное сожительство продолжалось, если бы сестра Элен не услышала слухи о буквально существующем "скелете в шкафу” обезумевшего от любви доктора.

И действительно, вскоре об истинном местонахождении тела Элен стало известно общественности. Труп был изъят, обследован, и будто бы мало страданий выпало на долю останков Элен, был ещё и выставлен на всеобщее обозрение на протяжении трёх дней. За это время на неё успели посмотреть более шести тысяч жителей Флориды. В конце концов, многострадальный прах был упокоен в безымянной могиле.


А в 1972 году доктор, принимавший участие во вскрытии, явил общественности о ещё более шокирующем открытии – в промежность тела была вставлена трубка, с помощью которой Танцлер якобы вступать с ним в интимный контакт. Однако этот факт не был затронут при обвинении некрофила, которого осудили лишь за осквернение могилы Элен. Трудно поверить, однако множество людей в то время жалели Танцлера, говоря, что он просто "эксцентричный романтик”. Может, они не знали всех подробностей…

Вскоре после ареста Танцлер был освобождён по сроку давности, то есть истёк срок, по которому его могли покарать за совершение этого преступления. Поэтому Танцлер с чистой совестью вновь поселился в Зефирхиллсе, где прожил остаток своей жизни, продавая фотокарточки с изображением ещё живой Элен, пугая туристов своими откровениями и демонстрируя посмертную восковую маску своей возлюбленной.

Наконец, в 1952 году судьба смилостивилась над горе-влюблённым и Танцлер ушёл из жизни, вероятно, устремившись к своей возлюбленной, так как единственным свидетелем кончины и утешением его смертного часа была полноразмерная женская фигура с посмертной маской Элен.

Любовь к женщине может сподвигнуть мужчину на самые разные безумства – иногда милые и безобидные, а порой и совершенно чудовищные. Эдвард Лидскалнин, например, создал для своей возлюбленной прекрасный Коралловый Замок, тогда как безумная страсть его современника Карла Танцлера нашла выход в жутком и неоднозначном поступке. О последнем и пойдет речь в этой статье.
Немецкий иммигрант Карл Танцлер, также известный как граф Карл фон Козель, прибыл со своей семьей в городок Зефирхиллс, что в американском штате Флорида, в 1926 году. Однако он вскоре покинул свою жену и детей ради работы на острове Ки-Уэст врачом-радиологом в Американском морском госпитале.

Там он познакомился с красивой молодой девушкой по имени Мария Элена Милагро де Хойос, которая была младше его на 32 года. Элен была больна туберкулезом и Танцлер часто посещал ее, прилагая безуспешные попытки вылечить ее с помощью рентген оборудования и других методов. В один прекрасный день Танцлер признался девушке в любви, заявив, что именно ее он искал всю свою жизнь.

Еще будучи маленьким мальчиком, Танцлер утверждал, что ему часто является призрак прародительницы графини Анны-Констанции фон Козель, умершей в 1765 году. Танцлер говорил, что графиня указала ему образ его истинной любви – темноволосой женщины, в которой он якобы и опознал Элен.

К сожалению, Элен скончалась в 1931 году. Ее похороны были щедро спонсированы Танцлером, который соорудил для нее целый мавзолей, чтобы иметь возможность каждый вечер посещать место ее упокоения и напевать ее любимые испанские мелодии. Танцлер был уверен, что Элен часто говорила с ним, уговаривая забрать ее тело с собой в дом. Так он и поступил в один из апрельских дней 1933 года.

Разумеется, тело Элен было далеко не в самом лучшем состоянии, поэтому Танцлер основательно занялся приданием ему наиболее «эстетического» вида. Используя струны и детали от вешалок, он соединил друг с другом кости, вставил в глазницы стеклянные шарики, смастерил парик из остатков ее волос, заменил истлевшие кожные покровы смесью гипса и шелка, пропитанного воском. Для поддержания формы тела, он набил его тканью, а сам труп нарядил в платье, чулки и перчатки, дополнив получившееся макияжем. Чтобы избавиться от запаха разложения, он регулярно омывал возлюбленную духами.

Танцлер тихо-мирно жил с трупом любимой в течение семи лет, каждую ночь укладываясь рядом с ней спать. И неизвестно доколе бы это противоестественное сожительство продолжалось, если бы сестра Элен не услышала слухи о буквально существующем «скелете в шкафу» обезумевшего от любви доктора.

И действительно, вскоре об истинном местонахождении тела Элен стало известно общественности. Труп был изъят, обследован, и будто бы мало страданий выпало на долю останков Элен, был еще и выставлен на всеобщее обозрение на протяжении трех дней. За это время на нее успели посмотреть более шести тысяч жителей Флориды. В конце концов, многострадальный прах был упокоен в безымянной могиле.

А в 1972 году доктор, принимавший участие во вскрытии, явил общественности о еще более шокирующем открытии – в промежность тела была вставлена трубка, с помощью которой Танцлер якобы вступать с ним в интимный контакт. Однако этот факт не был затронут при обвинении некрофила, которого осудили лишь за осквернение могилы Элен. Трудно поверить, однако множество людей в то время жалели Танцлера, говоря, что он просто «эксцентричный романтик». Может, они не знали всех подробностей…

Вскоре после ареста Танцлер был освобожден по сроку давности, то есть истек срок, по которому его могли покарать за совершение этого преступления. Поэтому Танцлер с чистой совестью вновь поселился в Зефирхиллсе, где прожил остаток своей жизни, продавая фотокарточки с изображением еще живой Элен, пугая туристов своими откровениями и демонстрируя посмертную восковую маску своей возлюбленной.

Наконец, в 1952 году судьба смилостивилась над горе-влюбленным и Танцлер ушел из жизни, вероятно, устремившись к своей возлюбленной, так как единственным свидетелем кончины и утешением его смертного часа была полноразмерная женская фигура с посмертной маской Элен.



    Электронное издание:
    "Некрофил", "Антиквар" и К о

Серые ресницы девочки отбрасывают на ее щеку серую тень. У девочки ироничная и хитрая улыбка - так улыбаются люди, много знающие о жизни. Два распустившихся локона обрамляют ее лицо, спускаясь к фестонам рубашечки, поднятой до подмышек и открывающей живот того бело-голубоватого цвета, который можно видеть на некоторых изделиях из китайского фарфора. Холмик Венеры, очень уплощенный, очень гладкий, слегка поблескивает в свете лампы; кажется, что он покрыт мелкими капельками пота.

Я раздвигаю бедра девочки, чтобы рассмотреть ее щелку, узкую, как шрам, с прозрачными бледно-сиреневыми губками. Но мне придется подождать еще несколько часов, потому что сейчас ее тело еще слишком твердое, напряженное, - до тех пор, пока тепло комнаты не размягчит его, как воск. Я подожду. Девочка этого стоит. Воистину, это очень красивая мертвая девочка.

Вчера вечером девочка сыграла со мной злую шутку. Я должен был это предвидеть, с ее-то улыбочкой. В то время как я проникал в ее плоть, такую холодную, такую сладостную, такую восхитительно тесную, какая встречается только у мертвецов, этот негодный ребенок открыл внезапно свой глаз, прозрачный, как у спрута, и с чудовищным урчанием излил на меня струю таинственной черной жидкости. Ее рот, отверстый, как на маске Горгоны ,изрыгал на меня этот сок, зловоние которого наполнило комнату. Всё это несколько испортило мне удовольствие. Я привык к лучшим манерам, потому что мертвецы, как правило, опрятны. Уходя из жизни, они уже извергли из себя все экскременты, как будто освободились от позорного груза. Поэтому их живот пуст и тверд, как барабан. Их запах - запах шелкопряда. Этот запах, кажется, идет из глубин земли, из того царства, где мускусные личинки прокладывают себе путь между корнями растений, где лезвия слюды отбрасывают серебристо-ледяной отсвет, оттуда, где нарождается кровь будущих хризантем, среди рассыпчатого торфа, серной жижи. Запах мертвецов - это запах возвращения в космос, запах высокой алхимии. Ибо нет ничего чище покойника, и он продолжает очищаться, пока не достигнет той последней чистоты - чистоты огромной костяной куклы с вечным немым смехом, с вечно расставленными ногами - той куклы, которая находится в каждом из нас.

Два часа я чистил кровать и отмывал девочку. В этом ребенке, блюющем зловонными чернилами, есть и вправду что-то от осьминожьей породы. Сейчас, кажется, она выплеснула весь свой яд и лежит, послушно вытянувшись на простынях. Ее вероломная улыбка. Ее ручки с маленькими ноготками. Неизвестно откуда взявшаяся муха беспрестанно садится на ее бедра. Эта девочка очень быстро перестала мне нравиться. Она не из тех мертвецов, с которыми тяжело расставаться, как больно бывает расставаться с другом. Готов поклясться, что у нее был дурной характер. Время от времени она испускает глубокое урчание, которое внушает мне серьезные опасения.

Этой ночью, пока я готовился упаковать девочку в пластиковый мешок, чтобы пойти и бросить ее в Сену близ Севра, как я обычно делаю в подобных случаях, она внезапно испустила полный отчаяния вздох. Долгий, болезненный звук "С" как в слове "Севр", со свистом струился между ее зубами, как будто она испытывала нестерпимую тоску оттого, что ее собираются бросить. Великая жалость сдавила мне сердце. Получалось, что я не сумел воздать по справедливости скромной и строптивой красоте этого ребенка. Я бросился на нее и стал покрывать поцелуями, прося у нее прощения, словно неверный любовник. Затем я принес из ванной комнаты щетку и принялся расчесывать ей волосы, ставшие тусклыми и ломкими, натирать ее тело ароматическими веществами. И уж не знаю, сколько раз я любил это дитя, пока от утреннего света не побелели окна за спущенными шторами.

Дорога в Севр - это путь всякой плоти , и вздохи моей блюющей малютки тут не помогут. Увы!

Ее груди воистину замечательны. Если сжать их с двух сторон, получается ложбинка - узкая, мягкая, бесконечно приятная.

Я слегка поглаживаю ее редкие седые волосы, зачесанные назад, ее шею и плечи, где сейчас подсыхает полоска серебристой слизи, наподобие той, которую оставляют улитки...

Мой портной - портной, сохранивший церемонные манеры былых времен и обращающийся ко мне в третьем лице - наконец не удержался и предложил мне сделать мой гардероб менее мрачным. "Поскольку черный цвет, несмотря на свою элегантность, всё же производит впечатление печали". Значит, это цвет, который подходит мне, ибо я тоже печален. Я печален оттого, что мне всё время приходится расставаться слюбимыми. Портной улыбается мне в зеркале. Этот человек думает, что знает мое тело, потому что ему известно, как я укладываю в штанах свое мужество, и потому что он обнаружил с изумлением, что мышцы моих рук необычайно развиты для человека моей профессии. Если бы он знал, для чего еще может служить хорошая мускулатура... Если бы он знал, как я пользуюсь своей мужественностью, о которой он записал некогда в своем блокнотике, что я ношу ее уложенной налево...

Одна покупательница очень хорошо сказала сегодня утром о португальском матросском сундучке XVII века: "Какой красивый! Похож на гробик!" И купила его.

Не могу смотреть на красивую женщину или на приятного мужчину без того, чтобы немедленно не пожелать про себя их смерти. Однажды, когда я был подростком, я возжелал этого даже со страстью, с жаром. Речь шла об одной соседке, высокой зеленоглазой шатенке, которую я встречал почти ежедневно. Несмотря на то, что я испытывал к ней влечение, мне и в голову не приходило хотя бы дотронуться до ее руки. Я ждал, я желал ее смерти, и эта смерть стала средоточием всех моих мыслей. Shall I then say that I longed with an earnest and consuming desire for the moment of Morella"s decease? I did . Не раз встреча с этой девушкой - ее звали Габриэль - приводила меня в состояние сильнейшего возбуждения, несмотря на сознание, что возбуждение это исчезнет с первым же шагом, который я вздумал бы предпринять. Я часами рисовал в своем воображении все опасности и виды смерти, какие могли бы поразить мою Габриэль. Я любил представлять ее себе на смертном ложе, воображать в мельчайших подробностях всю окружающую обстановку, цветы, свечи, похоронные запахи, бледный рот и неплотно закрытые веки на закатившихся глазах. Однажды, случайно встретив свою соседку на лестнице, я заметил болезненную складку в левом уголке ее рта. Я был юн, влюблен и восторжен и потому немедленно заключил, что у нее есть тайная склонность к самоубийству. Я кинулся в свою комнату, заперся на ключ, повалился на кровать и предался одинокому наслаждению. Закрыв глаза, я видел, как Габриэль плавно покачивается, повесившись на потолочном крюке. Время от времени ее тело, облеченное в белую кружевную комбинацию, поворачивалось на веревке, открывая взору самые разнообразные виды. Мне очень нравилось ее лицо, хотя оно было наклонено и наполовину скрыто упавшими на него волосами, которые погрузили в очаровательную тень огромный, почти черный язык, наполняющий открытый рот, как струя рвоты. Матовые руки, довольно красивые, свисали с расслабленно опавших плеч, босые ноги были повернуты носками внутрь.

Я предавался этим фантазиям, не меняя в них ни детали, всякий раз, когда мое сладострастие того требовало, и долгое время они доставляли мне самое живое наслаждение. Потом Габриэль уехала из города; не видя ее более, я в конце концов забыл ее, и даже образ, который доставил мне столько радости, изгладился из моего воображения.

Анри, умерший в шестилетнем возрасте от скарлатины, - но ко мне никакая болезнь не пристает, - это прелестный человечек. Его тело словно создано для того, чтобы с ним играть, чтобы наслаждаться им, хотя игры и наслаждения ограничены его поверхностью. Этот ребенок так узок, что мне пришлось отказаться от удовольствий более глубоких, из боязни пораниться нам обоим. Напрасно я пробовал различные ухищрения, которые доселе наивно считал безотказными. Но и такой, каков он есть, Анри восхитительно аппетитен. Внутренняя сторона его бедрышек, слегка вогнутая, позволяет соитие почти совершенное. Поскольку он зашел уже далеко, я знаю, что времени у нас с ним будет мало. Поэтому я отнюдь не щажу его и развлекаюсь с ним в горячих ваннах, сознавая что это, увы, ускоряет его конец. Его плоть размягчается с каждым часом, животик зеленеет и проваливается, кишит отвратительными нарывами, которые лопаются огромными пузырями в горячей воде. Еще хуже то, что лицо его меняется и становится чужим; я не узнаю больше моего кроху Анри.

Вчера вечером я попрощался с Анри, запах которого стал невыносимым. Я приготовил сильно ароматизированную ванну, чтобы в последний раз прижаться к его разлагающемуся тельцу. Анри преподнес мне сюрприз - мертвые полны неожиданностей - я думаю здесь о грудях Мари-Жанны и еще о многом другом. Напоследок он позволил мне проникнуть в свою разнеженную плоть, напоминавшую плавящийся воск: так по-своему он старался смягчить печаль разлуки. Я высушил его в большом полотенце, одел в пижамку из розовой фланели, в которой он прибыл ко мне, расчесал ему каштановые волосы, намокшие и оттого почти черные. В машине я усадил малыша рядом, поддерживая его одной рукой, а другой держа руль. Я ехал медленно, не торопясь добраться до места назначения. Как всегда в подобных случаях, на сердце у меня было тягостно. "Нет, не теперь", - повторял я себе. Я переехал через Сену в Сен-Клу, но только подъезжая к Мезон-Лафит, нашел в себе достаточно душевных сил. Я возвращался в Париж в длинной веренице овощных фургонов, среди запахов раздавленной зелени, автомобильных гудков, лучей фар. И вдруг я увидел в зеркальце заднего вида свое лицо, залитое слезами.

Не пойду никуда этим вечером; я не желаю никого видеть и хочу закрыть магазин сразу после обеда. Сегодня исполняется четыре года с тех пор, как мне пришлось расстаться с Сюзанной.

В ту пору я не вел еще дневника, но теперь я хочу записать рассказ о моей встрече с Сюзанной, чтобы еще раз оживить его в памяти.

Всё началось драматично, угрожающе, и с самого начала опасность грозила нам обоим, одному за другого, одному от другого. Был ноябрьский вечер, очень теплый, немного туманный, когда тротуары скользят от мокрых листьев. Ноябрь всегда приносит мне что-то неожиданное, хотя и готовившееся задолго. Я шел встречаться с Сюзанной на кладбище Монпарнас. Ожидание. Предвкушение счастья, как всегда. Я знал лишь ее имя, что ей тридцать шесть лет, что она замужем, без профессии. Очень интересно будет познакомиться. Всё проходило нормально, мне не составило никакого труда перекинуть ее через стену; она была небольшого роста, худенькая. Я думал, мне придется сделать не более десятка шагов по бульвару Эдгара Кине, чтобы выйти на улицу Юйген, где осталась моя машина, но вероятно, туман сбил меня с толку, и я обнаружил, что вышел с кладбища гораздо дальше, чем предполагал. Я торопился изо всех сил, радуясь, что Сюзанна оказалась такой легкой, как вдруг у меня упало сердце. Двое патрульных полицейских на велосипедах двигались мне навстречу. Они не спешили, но отрезали мне единственный путь к бегству; до меня уже отчетливо доносилось чудовищное шуршание колес. Крепко обнимая Сюзанну, я прислонил ее к стене кладбища. К счастью, на ней был не этот ужасный похоронный наряд, а простой костюм джерси и городские туфли. Страшный скрип колес приблизился, луч фонаря пробежал по нашим ногам - по ногам целующейся парочки. За моей спиной - враждебный мир, полиция, глупость, ненависть. Передо мной - незнакомка с запрокинутым лицом, заслоненным моим, ее зовут Сюзанна и из-за любви к ней я рисковал теперь самим своим существованием. Мне казалось, что это мгновение никогда не кончится, когда один из голосов, уже удаляясь в сторону бульвара Распай, злобно проворчал: "Черт, ну и местечко нашли для поцелуйчиков..."

Мне почудилось, что прошли столетия, прежде чем я превозмог страх, парализовавший меня, точно в кошмарном сне, и нашел в себе силы двинуться к машине. Хотя я не настолько глуп, чтобы измерять цену вещей по перенесенным при их завоевании трудностям, я знал уже, что это испытание было предвестием радостей несказанных.

Сюзанна... Мещаночка со светлой скромной прической, кофточка в горошек под классическим костюмом. Обручальное кольцо с нее сняли. В этот час его носил муж, убитый горем - а может быть, вовсе не убитый - между комнатными растениями, буфетом и телевизором, в квартире где-то на улице Севр.

Улица Севр... Севрский мост...

Она не была красива, и, должно быть, даже никогда красивой не была, только миленькой, со вздернутым носиком, с поднятыми в странном удивлении бровями. Ибо смерть, наверное, застала ее между покупками в Бон Марше и выпеканием шарлотки, подкосила ее резким ударом - сердечный приступ или что-нибудь в этом роде. Не заметно было никаких следов борьбы, ни даже успокоения, ничего. Только удивление от наступившей смерти. У Сюзанны была мягкая кожа, миндальные ногти. Сняв с нее рубашку, я обнаружил тщательно выбритые подмышки. Она носила крепдешиновое белье, гораздо лучшего качества, чем костюм, и я сделал заключение о ее чувстве собственного достоинства, непритворной женской стыдливости. По ее телу было заметно, с каким уважением она относилась к нему, - с аскетичностью, но аскетичностью доброй, культурной, милосердной.

Как бы то ни было. Недостаточно быть скрытным, как я, нужно еще быть очень осторожным. У меня часто возникает чувство, что за мной наблюдают, что меня подстерегают. Особенно прислуга, горничные, консьержки, окрестные торговцы. И, конечно, полицейские. Полицейские в особенности.

Геродот сообщает, что "тела жен знатных людей отдают бальзамировать не сразу после кончины, точно так же как и тела красивых и вообще уважаемых женщин. Их передают бальзамировщикам только через три или четыре дня. Так поступают для того, чтобы бальзамировщики не совокуплялись с ними" .

Это самый древний комментарий из многих, рассеянных в человеческих летописях, говорящий о той безобидной страсти, которую иные именуют извращением. Но сколько наивности в этих "трех или четырех днях"!

Вчера один из моих клиентов, молодой и очаровательный пианист, попытался соблазнить меня. Мы пили чай на узком ампирном диване в моей библиотеке. Я взял в свои ладони две шаловливые руки и со смехом вернул их владельцу тем жестом, которым отказываются взять пару птичек.

О... Люсьен. Вы, стало быть, не любите мальчишек? Я-то думал...

Ну что вы, разумеется, я люблю мальчишек. И даже иногда девчонок!

Но я не свободен и не хочу ненужных осложнений. Мне искренне жаль.

Он счел этот ответ очень вежливым и милым.

Не проходит дня, чтобы я не вспомнил Сюзанну, ее груди с большими бежевыми сосками, ее впалый живот, слегка прогнувшийся, как навес, на подпорках бедренных костей, ее женственность, о которой одно воспоминание приводит в движение мое мужество. Сегодня останков ее слоновая кость в каком перламутре лежит?..

Пребывание в моем доме девы из Иври чрезвычайно меня утомило, и теперь я хочу только одного - спать в одиночку.

Я обнаружил ее могилу случайно, когда гулял по кладбищу чтобы проветрить голову: совсем свежая могила, на которой еще не было даже имени. Мне стало интересно, что бы такое могло в ней быть, и я решил наведаться сюда ночью. А в могиле оказался сосновый гроб низкого качества - они для меня самые удобные - и в нем лежала женщина, которую я без труда унес к себе домой. В моих любовных делах есть всякий раз великое мгновение: когда я открываю лицо сообщника, посланного мне судьбой, когда я жадно вглядываюсь в его черты, которые скоро станут мне родными.

Ей должно было быть лет сорок - сорок пять, но это правда, что смерть омолаживает. Это была женщина из народа, вероятно, швея, так как указательный палец на левой руке у нее ороговел, исколотый иголкой. Я заметил также, что кожа ее рук свободно болталась на костях; плотная, водянистая, она окружала фаланги пальцев толстыми складками. У женщины были черные, как у цыганки, волосы; ее веки, соски грудей, половые органы приняли тот темный фиолетовый оттенок, какой встречается у некоторых грибов или у прихваченных морозом гортензий. Густой каракуль лоснился на ее лобке и подмышках. И кроме того, у нее росли замечательные усы: две черные запятые, тонкие и гибкие, обрамляли ее рот, спускаясь к подбородку, что придавало всему лицу жестокое, какое-то чингисханское выражение. Интересный тип! Впрочем, я вскоре обнаружил еще более интересную деталь. Она была девственницей, и я сделал это открытие в тот самый миг, когда она перестала ею быть. Боялась ли она мужчин или ненавидела их? Предпочитала ли она женщин? С этими кнутовидными усами... С этой необыкновенно мужественной частью ее женственности, крупной и твердой миндалиной, венчающей ее венерины складки...

Моя дева из Иври имела еще одну поразительную особенность. Похоже, что в смерти своей она стремилась отыграться за долгое воздержание при жизни. Никогда прежде я не встречал половых органов настолько непредсказуемых, живущих такой насыщенной и таинственной собственной жизнью. Ее вагина то расширялась, как рыба-еж , и я чувствовал, что теряюсь в ее пучине, то внезапно хватала меня, сжимала и сосала с жадным причмокиванием. И еще я заметил с беспокойством, что мое семя бесследно исчезает в ней, непонятным образом впитывалось в эту женщину-промокашку, в это плотоядное растение.

Много дней подряд я уступал соблазнам темпераментной девственницы, хотя и не без страха, что мнимая покойница вдруг откроет глаза, возжаждет меня и пожрет. Ее возбужденность возрастала с каждым днем, но к счастью, соответственно усиливался и успокаивающий запах шелкопряда.

Однажды вечером моя любовница открыла внезапно рот, как это сделала некогда Сюзанна. Однако, будучи плохо воспитанной, она произвела львиный зевок, открыв неправильные и нездоровые зубы. В другой раз, когда я, думая избежать подвохов со стороны ее вагины, прокладывал себе путь сзади, она наградила меня такой несуразностью, которая совершенно сбила меня с толку. Не придавая особого значения этому случаю, я всё же предпочел бы обойтись без таких неожиданностей. Но у девы из Иври было немало и приятных сторон, и я далек от того, чтобы забыть наслаждения, которыми она одарила меня.

Но у всего бывает конец. Благодарю вас, мадемуазель, за ваш визит и за то, что составили мне компанию. Вы очень милы, но все ухищрения вашей многосторонней женственности не смогут извлечь из меня то, чего во мне больше нет. Совершенно опустошенный, я задаюсь вопросом, не суккуб ли вы...

Я начинаю скучать по моей деве из Иври, мертвой-живой, чья трепетная плоть так хорошо умела охватить мою и выжать из меня сок. Такое встречается лишь раз в жизни - или раз в смерти. Грустно, что я даже не знаю ее имени... Магия, которой я не владею. Nevermore .

Я не ценил эту женщину по достоинству.

Был ли я ироничен той иронией, которое служит лишь жалким рубищем презренных? Забыл ли я? забвение - это бесчувствие, это глупость души и тела - забыл ли я, что каждый раз влюбляюсь без оглядки? Однажды я шел позади двух немецких студентов и услышал, как один говорил другому: "...denn jedesmal, verliebe ich mich heillos... " Я мог бы сказать то же самое про себя. Ich auch, leider, ich auch ... Истина в том, что я был достаточно труслив, чтобы краснеть перед самим собой за непредсказуемую усатую деву, за мою киргизскую принцессу с вагиной хваткой и напевной. Конечно, я любил ее... Если только я имею право употреблять это слово, ибо некрофил, каким он предстает в неверных образах народного сознания, очевидно, такого права не имеет.

А вот милый эпизод - несколько дней назад. "Мертвечонок в шутку", восемнадцати или двадцати лет, к сожалению, покалеченный в автокатастрофе. Но ясный, братский. Друг, которого я зову "Кожа-гладкая-как персик", хотя у него другое имя, и упомянутая персиковая кожа не его, а лишь привходящий элемент.

Довольно неприятное и неожиданное приключение.

Я отправился провести день в лесу под Фонтенбло, так как погода была великолепная, и у меня не было никакого желания оставаться взаперти в магазине. На несколько минут я остановился в Барбизоне. Проходя мимо маленькой булочной, я заметил табличку: "Закрыто ввиду смерти владельца". Моя черная одежда и незнакомое лицо привлекли внимание пожилой женщины у окна. Наверное, она подумала, что я пришел в связи с похоронными делами. По сути, она была права: я всегда прихожу на похороны, на этот непрерывный праздник смерти, траурную свадьбу. Смерть привлекает меня к себе издалека, по одной ей ведомым лабиринтам.

Вы пришли слишком поздно, - сказала мне старуха, - его похоронили вчера. Такой красивый мужчина! Вот несчастье! Руль его грузовичка ему воткнулся вот сюда.

Она показала на то место, где грудь переходит в живот. Я поблагодарил женщину и пошел восвояси. Имя на витрине булочной я прочел. "Пьер", - повторял я. Пьер, красивый мужчина...

Остаток того дня я помню как будто сквозь туман. Я потерял понятие о времени, и мое ожидание протекало не по часам, но по степени убывания интенсивности света. Свет... Мой враг... Почему назвали меня лучистым именем Люсьен, меня, всю жизнь бегущего от света? Часы ожидания казались мне особенно долгими еще и потому, что я был лишен привычной обстановки. Я поспал некоторое время в машине и, когда проснулся, был удивлен, узнав, что уже два часа ночи. Я не смог бы описать барбизонское кладбище, вероятно, вполне обычное, с жемчужными венками и скорбящими ангелами. Без труда мне удалось найти самую свежую могилу, на которой цветы были свалены в кучу как стог сена. С легкостью я разрыл землю, достаточно мягкую, и открыл гроб, показавшийся мне необыкновенно большим.

Красивый мужчина... О небо! Он был не менее двух метров ростом, могучего телосложения. Очевидно, врачи в больнице пытались спасти ему жизнь, потому что толстая повязка, испачканная в середине водянистым гноем, опоясывала его монументальный торс, покрытый жестким курчавым волосом. Никогда я не видел такого спокойного мертвеца с тяжеловатым римским лицом, с белой нежной кожей, похожей на ту муку, из которой он годами замешивал хлеб для живых. Я сразу понял, что не смогу сдвинуть Пьера ни на волос. С огромным трудом мне всё же удалось извлечь его тело из гроба наполовину. Мне казалось как будто постыдным насладиться им тут же на месте, окруженным враждебностью открытого пространства и непредвиденными опасностями. Ибо беззаконие требует стен, защищающих от дыхания земли, занавесей, скрывающих от ревнивого взгляда светил.

Голова Пьера ритмично стукалась о боковую стенку могилы, торс его перекрутился, словно кривое дерево, в то время как его талия резко перегибалась через край гроба, высвобождая седалище, длинные и крепкие ноги были раздвинуты. Я отметил, что Пьер, должно быть, в жизни часто занимался тем, что он делал со мной, будучи мертвым. Это не беспокоило меня, но мне мешали неестественность позы, теснота могилы, шмыгающие крысы. Покидая Пьера, я кое-как уложил его в гробу и поправил на нем саван. Было похоже на некое "Положение во гроб" со мной в роли нечестивого Иосифа Аримафейского.

Это произошло позавчера. Мне кажется, что прошло двадцать лет. Это был единственный раз, когда я не смог предложить одному из своих печальных друзей мягкость моей кровати и покой моей комнаты.

"Жером Б. 15 лет. Без профессии. Проживал на авеню Анри-Мартэн. Кладбище Пасси. 14 часов."

Поглядим.

На похоронах Жерома было много народу; я пошел на эти похороны, чтобы мне легче было потом найти могилу. Но еще и просто из удовольствия, из любопытства, из сочувствия. Стоял хороший сухой морозец. Собрались все сливки общества 16-го округа в кашемировых пальто и каракулевых шубах. Я оказался рядом с пожилой дамой в сиреневой шляпке, которая без умолку трещала: "Два дня болезни, которую все считали неопасной, и вдруг - крак! Он так хорошо закончил полугодие в Жансон-де-Сайи , какое горе для родителей, бедный Шарль, бедная Зузу, ах да, быть может, вы не знаете, но он никогда не называл свою мать мамой, а только Зузу, они оба его любили невозможно себе представить как, а вы сами-то из семьи, вы знали Жерома?"

Я ответил, что преподавал ему латынь, но пожилая дама немедленно возобновила свой монолог.

Родители. Отец, очень худой, очень элегантный, потерянный в своей печали, как в далекой стране. Мать, молодая женщина с удлиненными голубыми глазами, потемневшими от слез, с роскошными каштановыми волосами, выбивавшимися из-под черной вуали.

Тучный тип, закутанный в пальто на меховой подкладке, встал над могилой и произнес надгробную речь в стиле Боссюэ , притворяясь, что его душат слезы. Это и был настоящий преподаватель латыни.

С наступлением ночи я припарковал автомобиль у сквера Петрарки, и всё еще раз прошло без неожиданностей. Мне кажется, что меня хранит Гермес, бог воров и вожатый мертвецов . Он подсказывает мне тысячи уловок, он провожает до моей постели предметы моего вожделения.

Жером. Он примерно одного роста со мной, но так тонок, что его бедра почти помещаются в моих ладонях. Он не знает, что делать со своими длинными руками, ни как протянуть свои длинные ноги, он беспомощней цыпленка. Его грудь, волосы, острое лицо - соленые на вкус, как будто от пролитых на них слёз, а вот его член, до того, как я омыл его своей слюной и осушил своими ласками, чудовищно пах лавандой.

Я вижу перед собой Жерома. Я возвращаю его на минуту из загробного царства. Из окна его личной ванной комнаты видны деревья авеню. Сама ванная комната в стиле "поп" - он так захотел, а Зузу делает всё, что он ни пожелает, - в беспорядке, с флаконами, которые он забыл закрыть, и с большими кусками английского мыла во всех углах. Есть даже электробритва, спрятанная в глубине выдвижного ящика от взгляда Зузу: если она увидит, то будет смеяться над ним! Она входит к нему без стеснения, даже без стука. Пока он чистит зубы, он видит в зеркале умывальника ее улыбающиеся голубые глаза. Она щиплет его за ягодицу, треплет его волосы, целует между лопаток выступающие позвонки, потом убегает со смехом. Он бежит за ней, рот весь в зубной пасте, кидает полотенце, оно шлепается с глухим звуком в захлопнувшуюся дверь.

Сидя на биде, Жером намыливается лавандовым мылом, долго, очень долго.

Закрыв глаза, он видит женщину, чьи каштановые волосы обрамляют пустое пространство, в которое ему никак не удается поместить лицо. Он напрягает воображение, он ищет это лицо с упрямством насекомого, ему кажется, что он поймал нужный образ, но нет, это не то, не то.

Сегодня ночью я поставил кресло в моей комнате прямо перед большим венецианским зеркалом, которое я очень люблю. Я посадил Жерома к себе на колени и стал покусывать его спину с серебристым отливом, прямо между лопаток, туда, куда Зузу его наверняка целовала, играя с ним. В серых прожилках зеркала, среди морозных ветвей орнамента, я видел Жерома, пляшущего, как огромная кукла, под ударами моей страсти.

Жером. Иероним. В своем "Саде наслаждений" Иероним Босх изобразил двух юношей, забавляющихся с цветами. Один из них вставил наивные ромашки в задний проход своего товарища .

Сегодня вечером я сходил в цветочный магазин за венериными башмачками и украсил ими своего друга Жерома, цвет которого уже прекрасно сочетается с желтыми, зелеными, коричневыми и фиолетовыми оттенками орхидей. Они имеют тот же самый клейкий плотский отблеск; они достигли триумфальной стадии материи в своем зените, той высшей самозавершенности, которая предшествует лихорадке разложения. Вытянувшись на боку, Жером кажется спящим, его член лежит в чашечке наполненного соком цветка, а бледные пятна расцветают каскадом вокруг темных синяков, украшающих его тайную розу.

Я думал, что у Жерома глаза его матери, но, приподняв веко, увидел радужку темно-зеленого, с карим оттенком, цвета: того, который можно видеть на вязких лепестках венериных башмачков.

Жером, возвращенный ночи, Жером, возвращенный бездне, по какому течению плывешь ты, пьяный корабль?

Я тоже скоро погружусь в смерть, как Нарцисс в свое отражение.

Утром я обнаружил, что квартиру заполонили большие синие мухи. Откуда они взялись? Горничная, которая как раз была здесь, побежала в аптеку за средством от насекомых. Ужас. Жужжащие тельца устилали ковер, в то время как химический запах заполнял помещение и не хотел выветриваться через окна.

Горничная беспрестанно бормотала какие-то странные проклятья, в которых я уловил угрожающий намек: "Это ненормально... это должно было случиться... Это уже верх всего... Вот это что... Не нравятся мне такие штучки...", и тому подобное. Скоро и эта от меня уйдет.

Нашел у Тристана Корбьера отличное выражение: "Наслаждаться как повешенный" .

Прошло уже почти черыре дня, как я расстался с Женевьевой и ее малышом. Если бы меня действительно видели и засекли, за мной бы уже пришли. Но эти последние часы были действительно нелегкими для меня.

Я пошел за этой молодой женщиной на кладбище Пантэна - совершенно безрадостное место. Я не знал, отчего она умерла, поэтому для меня было большим сюрпризом, когда я обнаружил на ее руках новорожденного младенца. Меня не слишком воодушевила эта семейная обстановочка.

Женевьева была решительно красива. Наверное, она много страдала, не только своим бедным растерзанным телом, но еще более душевно, потому что на ее лице был отпечаток той особой печали, которая присуща тем, кто уходит, не желая этого. Мне нравилась прозрачность ее кожи, бледность ее больших грудей. Пользоваться ее половыми органами оказалось невозможно, там всё было настолько ужасно, что мне даже не хотелось туда смотреть. Я тихонько перевернул тело Женевьевы, и, проскользнув в тень ее роскошных ягодиц, излился "как повешенный" в этот лабиринт, чуждый неприятностям деторождения.

Я поиграл немного, лаская ребенка, маленького мальчика, который, впрочем, вовсе не был красив, со сморщенным личиком, распухшими конечностями, большой головой. Ледяная нежность его кожи, шедший от него сильный запах шелкопряда внушали мне действия более определенные. Я положил безымянное дитя к себе на бедра, так что его голова оказалась у меня на коленях, согнул его ноги под прямым углом, чтобы ступни почти касались моей груди. Я вошел между его бедрами, но вскоре понял, что не испытываю от этого никакого удовольствия. Его плоть показалась мне вялой, как молочный кисель. Из глупого упрямства я продолжал, ускоряя движения, до конца, который отнюдь не привел меня в экстаз. Кто-нибудь еще глупее меня вспомнил бы здесь имя Жиля де Рэ , не столько из-за ребенка, сколько из-за позиции, благоприятствующей излитию на живот того, кто, впрочем, и не был моей жертвой. Я не люблю Жиля де Рэ, человека с ущербной сексуальностью, вечного мальчика, без конца повторяющего свое самоубийство в других. Жиль де Рэ мне отвратителен. На свете есть одно грязное дело - это заставлять других страдать. Я не очень долго был с Женевьевой и ее ребенком, но эта история имела последствия, или, по крайней мере, могла бы их иметь, если бы обстоятельства сложились менее удачно.

Я бросил в воду мешок, в который уложил мать и дитя, обнявших друг друга, чтобы ничто не могло их разлучить до тех пор, пока их тела, увлекаемые течением, не станут легкими и пористыми, как пемза, не растворятся и не исчезнут, чтобы возродиться в живой извести морских звезд. В тот момент, когда вода сомкнулась над ними, в ночной тишине хлопнули двери, раздались возгласы. По берегу в моем направлении бежали люди. "Эй! Э-ге-гей!" - "Сюда! Сюда!" Вероятно, меня заметили рабочие газовой фабрики. Они гнали меня, как собаки зайца, и, петляя как заяц, я убегал от них по ночным улицам Левалуа . Иногда их крики опасно приближались, а затем вдруг казалось, что они потеряли мой след, и тогда я слышал, как они перекликаются, переругиваются, обмениваются советами. Стены с ободранными афишами, слепые фасады разрушенных ангаров, заброшенные фабрики мелькали мимо меня в ритме сновидения. Не разбирая дороги, я мчался сломя голову в лабиринте враждебных улиц, больше всего боясь забежать в тупик. И вдруг - о нежданное чудо! - мой добрый старый "шевроле", мой свадебный экипаж, чинно припаркованный у тротуара. Набирая скорость, я успел заметить группу мужчин, выскочивших из-за угла какого-то дома и яростно размахивавших руками в свете уличного фонаря. Once more saved!

Уже больше месяца я нахожусь в Неаполе, очень довольный тем, что мне удалось покинуть на некоторое время Париж. Я доверил свой магазин управляющему, который четыре года назад прекрасно справился с подобным поручением, когда я уезжал в Ниццу. Признаться, ночная погоня в Левалуа сильно на меня подействовала. Я нюхом чуял опасность. К тому же я хотел снова навестить Неаполь, самый мрачный из городов, Неаполь, уста Аида . Там играют с мертвецами, как с большими куклами. Их бальзамируют, их хоронят, их откапывают, их чистят, их украшают, им делают прически, им вставляют в глазницы зеленые и красные лампочки, их кладут в стенных нишах, их ставят вертикально в стеклянных гробах. Их одевают, их раздевают, и нет ничего страннее этих неподвижных мумий в куцых одеждах, в париках из пакли, с восковым букетом в руках. В Сан Доменико Маджоре - арагонские королевы, коричневые уродины, раскоряченные в своих гробах. Церковный служка поднимает крышку гробницы одной рукой, а другую протягивает за своей мздой; Меркурий - это ведь тот же Гермес . Но все эти мумии слишком иссохшие, чтобы нравиться и возбуждать чувства. Им не хватает внутреннего движения растительных метаморфоз.

Неаполь... Еще сто лет назад мертвецов здесь водили по улицам, как в древнем Риме. Сегодня можно встретить лишь великолепные экипажи Смерти, украшенные огромными фонарями и страусиными перьями.

Для них я сделал всё так, как некогда для Сюзанны: отослал прислугу, запретил себя беспокоить, отключил отопление, устроил сквозняк. Конечно, я не испытываю к моим прекрасным ангелам того нежного братского чувства, той любви, которая связывала меня с Сюзанной, но их красота волнует меня, и я хотел бы сохранить их подольше.

Я положил их в объятиях друг друга, нежно переплел их руки, губы брата на губах сестры, уснувший стебель одного на скромной лилии другой, у краев щелки, такой же бледной и тонкой, как у девочки-спрута, блевавшей черным соком. Я хотел, чтобы тела брата и сестры, тянувшиеся втайне друг к другу при жизни, наконец соединились в смерти. Ибо я знал, что эти двое любили друг друга, как небо любит землю. Один хотел спасти другого, и тот утянул его. Утянул из любви, в соль и водоросли, в песок и пену, в слоистую морскую пучину, которая движется взглядом луны, как семя. Не у меня они справили свою высокую свадьбу, а в то единственное мгновение, когда, уцепившись друг за друга, они разом выдохнули из себя жизнь в едином экстазе, соединенные в воде, как некогда в материнских водах, в море - как в матери, встретившиеся в конце жизни, как они встретились в ее начале. Они дошли до своей космической правды, чуждой лживому миру живых. Я долго смотрел на них, и зрелище это было для меня милостью, ниспосланной судьбою. Ни на миг я не подумал о том, чтобы лечь между ними, нарушить их союз нечистым прикосновением своей живой плоти.

Должен признаться, целомудренные намерения на мгновение покинули меня вчера вечером. Я сел на кровать рядом с ними и в шутку начал покусывать затылок мальчика - или это была девочка? - в том месте, где он начинается у основания черепа, круглую коробку которого я чувствовал под своей верхней губой. Мои губы сами собой начали это сладостное путешествие, спускаясь и поднимаясь вдоль позвоночника, словно двигаясь по пересеченной местности, невысокие выступы которой естественно растворяются в широком движении равнин и гор. Так я переходил от спинной равнины в долину поясницы, полную нервной нежности - это место всегда бесконечно волнует меня - прежде чем взойти на маленькое пустынное плато перед ущельем наслаждений. Руки мои следовали за языком, составляя медлительный арьергард. Во время всего путешествия член мой оставался недвижен, поскольку для меня речь шла лишь о целомудренной ласке. Но когда мои пальцы пришли в долину, лежащую за талией, и мои ногти коснулись того позвонка, который обладает тайной крепостью от постоянного взаимодействия с поясом, желание охватило меня с такой внезапной силой, о которой у меня стерлось даже воспоминание. Вне себя, я просунул голову под бедро - мальчика или девочки? - и припал ртом к ангельской точке, где соприкасались их половые органы - два детских моллюска, очень мягких, плоских и покрытых той росой, которая выпадает на коже мертвых, когда плоть начинает гнить. Возбуждение погрузило меня в какой-то бред, и едва я начал страстно лизать место встречи, в котором двух мертвых соединило мое желание, как мне почудилось, будто я сам умираю, и я со стоном залил себя. Кстати, это было довольно неожиданно, ведь уже много месяцев мне никак не удавалось довести себя до экстаза.

Мои ангелы превращаются в радугу. Как они прекрасны! Их союз - Trionfo della Morte ...

Время от времени я меняю их положение, потому что мои прекрасные мертвецы с бледными ногтями портятся. Они открыли печальные темные рты, их шеи гнутся как стебли, тронутые морозом, их кожа лиловеет и зеленеет, их члены коробятся.

Я давно уже позабыл сухой запах шелкопряда, теперь запах падали наполняет воздух. Лужица черной жидкости, которой блевала девочка-спрут, разливается под животами ангелов, сочится сквозь матрац, капает на пол - гнилостный сок, который опьяняет меня, как сок мандрагоры. Этот ликёр медленно исходит из них, а воды древнего источника сердито шумят по краям их внутренностей, выплескиваются и растекаются. Глаза их западают внутрь, как некогда глаза сладостной старушки Мари-Жанны. В ангелах моих я, мнится, нахожу всех своих мертвецов, хотя никто их них не доходил до такой стадии разложения. Даже крошка Анри.

Уже третий раз кто-то яростно звонит и колотит в мою дверь. Плохой знак. Консьержка зовет меня: "Дон Лучано! Дон Лучано!" Я слышу перешептывания, отдельные слова, приглушенные восклицания, звуки шагов.

Я не хочу выходить. Я ничего не ел со вчерашнего дня, но это не имеет значения: у меня есть еще остатки виски и вода из-под крана, правда, со страшным количеством хлора. Временами мне чудится, что мои ангелы встают и ходят по квартире, стараясь, чтобы я этого не заметил.

Под мою дверь что-то просунули, я отчетливо слышал шуршание. С порога моей комнаты я различаю на темном ковре прихожей бледную плоскую точку, которая мне угрожает, полулежа на пороге, отравленную стрелу, которая связывает мой мир с миром живых.

Я медленно приближаюсь к ней, наклоняюсь и тяну к себе, надеясь что она рассеется в пар, как привидение. Нет. Письмо. Я не буду его читать ни в своей комнате, храме Смерти, ни в гостиной. Уж лучше в каком-нибудь пошлом месте, вроде ванной или кухни. На кухне, пожалуй. Открывая письмо, я уже знаю, что в нем. Повестка в Квестуру - так здесь называется прокуратура - "по касающемуся Вас делу"... Международный жаргон, эсперанто сволочи... "По касающемуся Вас делу"...

Я кладу бумагу на кухонный стол, медленно, очень медленно, и, в то мгновение, когда желтоватый формуляр, заляпанный печатями и следами пальцев, касается пластиковой поверхности, я уже знаю, что в действительности осталось только одно дело, которое еще касается меня.

Меня касающееся дело...

Я смотрю на часы. Через несколько часов наступит ноябрь.

Ноябрь, который всегда приносил мне что-то неожиданное, хотя и готовившееся издавна... всегда.

Конец

    ПРИМЕЧАНИЯ

    Впервые опубликовано в Митином Журнале, 2003, номер 61.
    Нарцисс - в греческой мифологии прекрасный юноша, который умер от любви к самому себе, будучи не в силах оторвать взгляд от собственного отражения.
    Горгоны - крылатые морские чудовища со змеями вместо волос и взором, превращающим всё живое в камень (греч. мифол.) .
    "Путь всякой плоти" ("The Way of All Flesh") - заглавие автобиографического романа Сэмюэла Батлера (Samuel Butler, 1835-1902). Выражение восходит к творениям отцов церкви.
    Праздник в Римско-католической церкви (отмечается 2 ноября, если этот день не приходится на воскресенье). В этот день принято посещать кладбище и украшать могилы близких свечами и цветами.
    Гонкуры (Goncourt), Эдмон (Edmond, 1822-1896) и Жюль (Jules, 1830-1870) - французские писатели-романисты. Название Гонкуровской носит престижная французская литературная премия.
    Смею ли сказать, что я ждал с истовым и жгучим желанием смертного часа Мореллы? О, да! (англ.) Цитата из рассказа Эдгара А. По (Edgar Allan Poe, 1809-1849) "Морелла" ("Morella", 1840).
    Бон Марше - большой универсальный магазин на Левом берегу, в районе улицы Севр, один из символов буржуазного Парижа прошлых десятилетий.
    Лилия - эротический символ, восходящий к Песни песней (2, 1-2 и др.).
    Море мрака (лат.) . Это выражение встречается в рассказах Эдгара А. По "Элеонора" ("Eleonore", 1842) и "Mellonta tauta" (1849).
    Джентиле Беллини (Gentile Bellini, ок. 1429-1507) - итальянский мастер, сын Якопо Беллини и старший брат знаменитого Джованни Беллини.
    Домье, Оноре (Honoré Daumier, 1808-1879) - французский карикатурист, художник и скульптор. В его творчестве представлено многообразие лиц французского простонародья.
    Фабльо или фаблио (франц. fabliau "побасенка"). Во французской народной литературе средних веков - комическая стихотворная новелла, в которой малопристойный юмор соседствует с моральными наставлениями.
    Умозрительная любовь (лат.) . "Amor intellectualis" (1881) - заглавие сонета Оскара Уайльда (Oscar Wilde, 1854-1900).
    Боссюэ, Жан-Бенинь (Bossuet, Jean-Bénigne, 1627-1704) - французский католический проповедник и церковный писатель, автор изречения: "Свобода состоит не в том, чтобы делать то, что хочешь, а в том, чтобы хотеть то, что делаешь". Прославился, в частности, своими торжественными надгробными речами на похоронах принцев и королев.
    Гермес - покровитель путешественников и мошенников; он же провожает души умерших в Аид (греч. мифол.) .
    "Сад наслаждений", или "Сад радостей земных" (1503) - символический триптих голландского художника Иеронима Босха (Hieronymus Bosch, 1450-1516).
    Cypripedium arietinum - цветок семейства орхидеевых.
    "Пьяный корабль" ("Le Bateau ivre", 1871) - стихотворение Артюра Рембо (Arthur Rimbaud, 1854-1891).
    Тристан Корбьер (Tristan Corbière, 1845-1875) - французский поэт трагической судьбы. В точности цитата звучит: "Англичане веселятся как повешенные", но во французском языке глагол jouir ("веселиться, наслаждаться") имеет разговорное значение "испытывать оргазм".
    Рабочий пригород на севере Парижа.
    Жиль де Рэ (Gilles de Rais, 1404-1440) - маршал Франции, сражался на стороне Карла VII вместе с Жанной д"Арк. После войны вел роскошную жизнь в своем замке в Вандее, покровительствовал искусствам. Занимался алхимией и черной магией. Похитил и убил до нескольких сотен детей, в основном мальчиков. Казнен в Нанте по приговору суда.
    Тит Петроний Арбитр (Titus Petronius Arbiter,?-66 г. н. э.), "законодатель вкуса" при дворе Нерона, автор романа "Сатирикон".
    Геката - богиня мрака, ночных видений и колдовства (греч. мифол.) .
    Ловить рыбу или осьминогов ночью при помощи ламп (итал.) .
    Луций Элий Сеян (Lucius Aelius Sejanus, 20/16 г. до н. э. - 31 г. н. э.) - фаворит императора Тиберия, организатор политических репрессий; позднее был обвинен в заговоре против императора и казнен. В новоевропейской литературе имя Сеяна стало синонимом гнусности и злодейства.
    Греки представлял Гекату ночной охотницей, которая несется в сопровождении собачьей своры среди могил, мертвецов и призраков.
    Триумф Смерти (итал.) . Заглавие аллегорической поэмы (1348) Франческо Петрарки (Francesco Petrarca, 1304-1374).